Портрет Алтовити
Шрифт:
…Возьму вот и спрошу, замужем ли она… Какое тепло, Боже мой… Наклонилась. Отлепила от его груди присоски. Может быть, повторить кардиограмму? Что, уже уходите? Подождите… Какое тепло, Боже мой.
– Спи, – не оборачиваясь, сказала Ева в глубину комнаты.
– А ты куда?
– В ванную на секунду.
– Тогда я встаю.
– Зачем?
– Пора собираться, дорогая, – пробормотал он, – поздно уже.
Она почувствовала, что сейчас разрыдается.
– Ты что, уходишь? Сейчас?
Он
– Куда? Я не понимаю! Мы же три года не виделись! Что ты молчишь?
– Потому что, если я начну говорить, будет только хуже. И сейчас уже поздно. Тебе надо выспаться. Завтра я позвоню часа в два-три, договоримся, как нам увидеться первого.
– Первого? – переспросила она. – Как это? Ты что, хочешь бросить меня одну на Новый год?
– Ева, я тебя умоляю! – Он подошел и обеими руками надавил на ее плечи. – Только без истерики! Завтра, в Новый год, я обязан быть дома. Обязан! Придут люди, я не могу. Что ты хочешь, чтобы опять начались скандалы? Ты уже прилетела, ты здесь, слава Богу. Мы будем встречаться так часто, как захотим. Но не завтра, не завтра, когда там приглашены люди…
Он еще что-то говорил, потому что она слышала звук его голоса, но слов уже не различала. Через секунду его рубашку, лицо и руки проглотила чернота, внутри которой мигнуло большое красное пятно.
– Ева-а-а!
…Она, оказывается, лежала на полу, и он, приподняв правой трясущейся рукой ее голову, держал в левой руке чайник, из которого на ее лицо и плечи лилась вода.
– What happened? [5] – пробормотала она и попыталась подняться.
Он поднял ее и перенес на кровать.
5
Что случилось? (англ.)
– Ради Бога, лежи!
Поставил на пол пустой чайник, лег рядом. Обнял ее обеими руками.
Оба дрожали.
– Нельзя же так, – зашептал он, покрывая поцелуями ее мокрое лицо, зажмуренные глаза, волосы. – Ты меня с ума сведешь. Люби-и-имая! Как я уйду сейчас, если ты… Ты, наверное, не ела ничего? Давай я тебя накормлю, там все есть, на кухне, я все купил…
– Неужели ты все-таки уйдешь?
– Ева!
– Нет! Нет, ты мне объясни так, чтобы я поняла! Что мы три года не виделись, а когда я приехала, ты…
– Хорошо! – с ненавистью, как показалось ей, выдохнул он и отодвинулся. – Тогда не перебивай! Ты приехала, потому что ты так решила. Точно так же ты и уехала отсюда пять лет назад! Помнишь, какого ты меня тогда оставила?
– Because [6] …
– Because! – передразнил он. – Ты разве тогда подумала о том, что ты делаешь со мной! Что ты делаешь – с нами!
– Но я же вернулась к тебе! Я же потом приезжала все время! Пока Катя и Ричард… Пока они…
6
Потому что… (англ.)
– Я
…Она никогда не видела его таким.
Никогда ничего похожего.
Ей казалось, что еще немного – и он ударит ее.
Она закрыла лицо руками и разрыдалась.
– Ну, вот, – прошептал он. – Еще и ребенка разбудим. Два идиота. Прости.
– При чем здесь – «прости»? Я думала, что неважно, кто больше виноват, кто меньше, кто чего хотел, кто как обжегся! Я думала, что у нас не так, как… а оказывается…
Он не дал ей договорить.
– «В моей руке такое чудо – твоя рука…» – гримасничая в темноте, процитировал он. – О Господи! Ева-а-а! Девочка моя маленькая, женщина моя страшная! Что мне делать с тобой!
Она продолжала плакать, и он замолчал.
– Ты столько пережила, я знаю. Но ты мне поверь: я сам был на волосок от…
– Чего-о-о? – закричала она сквозь слезы и тут же испугалась, что разбудит Сашу, перешла на шепот: – Ты был «на волосок», а у меня голову отрубили вместе со всеми волосами!
– Ты что, считаешься со мной?
Она вдруг обняла его.
– С ума ты сошел! Слава Богу, что хоть тебя миновало!
Он вздрогнул, словно она произнесла что-то, чего нельзя произносить.
– Миновало – не миновало, – пробормотал он, – этого мы не знаем. Тебе тоже нужно думать о нем, – он кивнул головой на дверь соседней комнаты.
Все, как она и думала!
Зачем ему посторонний ребенок?
– Ты придешь завтра?
Он вздохнул и поцеловал ее.
– Завтра? Нет, завтра все-таки не получится. Послезавтра обязательно.
Оделся. Вышел в коридор.
Еву охватила паника.
…Все, сейчас он уйдет.
– Лежи, – крикнул он из коридора. – У меня есть ключ, я закрою. С Новым годом, любимая. Завтра я позвоню.
…Ей хотелось смеяться, громко смеяться, хохотать, во весь голос, навзрыд. Распахнуть окно, у которого он только что стоял, высунуться по пояс на мороз и хохотать, хохотать.
– Господи, – изо всех сил зажимая рот подушкой, пробормотала она, – Господи, помоги!
Рыдание стояло в горле вместе с хохотом, душило ее, в глазах чернело.
– Не может быть, чтобы он ушел, не может быть, чтобы он ушел, – стуча зубами, повторяла она, и в этот момент Саша пронзительно крикнул из темноты: