Портрет убийцы
Шрифт:
— Как насчет такой эскапады, тигренок? — Он подбрасывает ее и снова опускает к себе на ноги. — Нырнем с тобой в бассейн, а?
Он пучит глаза, затем втягивает щеки и округляет губы в большое «О». Холли заливается смехом, глядя на это дурацкое лицо. А я чувствую, как слезы обжигают глаза.
— Ты сможешь?
— Конечно, угу. — При этом он не смотрит на меня.
— Ты ведь всегда говоришь, что хочешь проводить больше времени с ней.
— Все отлично. — Он перекручивает ее в воздухе лицом ко мне и сажает к себе на колено. Наконец
Когда Пол переехал ко мне, я многие месяцы держала это в тайне от папы. Ничего трудного в этом не было. Года через два после выхода на пенсию папа нашел себе работу в охране — сказал, что с ума сходит от безделья. Он работал пять ночей в неделю, так что мы жили как бы в разных временных поясах. Он редко заезжал на квартиру — всегда я появлялась у него, когда его свободные дни совпадали с уик-эндом. Я любила ездить домой — выключиться на два-три часа. Так могло бы продолжаться до бесконечности, но это не радовало Пола.
— Не понимаю, почему ты не хочешь сказать ему?
— Я не хочу причинять ему боль.
— Перестань. То, как получилось с твоей мамой, не говорит о том, что он зациклен на женитьбе, верно?
— Это другое.
— Почему?
— Не знаю — просто другое, и все.
— Ну а я считаю, нехорошо обманывать его.
— Уверена, он будет тронут твоей заботой. Так или иначе, я не обманываю его. Если он спросит, я скажу.
— Но он едва ли спросит, верно? Во всяком случае, до тех пор, пока я вынужден вести эту жалкуюигру, прячась за автоответчиком всякий раз, как раздается звонок, на случай, что это может быть он.
Дело дошло до самой настоящей ссоры. Пол хлопнул дверью и переехал к матери. А я лежала без сна, продолжая про себя спорить, оттачивая то, что могла бы ему сказать, если бы вовремя об этом подумала. Затем стала размышлять, как все это понравилосьего мамаше, когда он явился к ней неожиданно, с одной лишь зубной щеткой и рассказом о моем неблагоразумии. Я провела дрянную ночь.
— Не понимаю, почему он не хочет согласиться со мной, — сказала я на другой вечер Саре.
— Потому что ты не говоришь ему правды.
— Вот как. И в чем же она заключается?
— Ты не хочешь, чтобы твой папа знал, что ты живешь сексуальной жизнью. Пока люди живут врозь, можно сомневаться, но когда они съезжаются…
По мнению Сары, я увязла в мужском супрематизме. Пол хочет установить свое превосходство. Теперь он — мужчина в моей жизни, а папе осталось только похромать в кусты, найти себе там спокойное местечко и умереть. Моя боязнь рассказать ему все показывала, что я не готова лишить его возможности гордиться тем, какое место он занимает в моей жизни.
Сара смотрит все программы о природе. На прошлой неделе была программа о львах. Я сказала, меня оскорбляет намек на то, что в моих отношениях с отцом есть элемент сексуальности.
— Не физически, — сказала она. — А в эмоциональном плане.
— То есть?
— Инстинкт собственника, чувство вины, преданность, ревность.
— Папа не такой.
— А я и не говорю, что он такой. Я говорю о тебе.
Мы с Сарой встретились в кабачке на Стрэнде. Когда я вернулась домой, Пол уже лежал в постели.
Я могла либо лечь рядом с ним, либо разложить диван-кровать в свободной комнате. Он зашевелился, когда я легла.
— Как все прошло? — Голос был сонный.
— Отлично.
Я передвинула ноги на его сторону, почувствовала, как тепло начало согревать пальцы.
— Я подумала. Я поеду и встречусь с ним. Ты прав: он должен рано или поздно узнать.
Я дождалась свободных дней папы, чтобы он не был усталым и легкоуязвимым. Предварительно позвонила, сказала, что мне надо приехать, чтобы кое-что ему рассказать. Он открыл дверь с привычной улыбкой. Я прошла вслед за ним в гостиную, и мы принялись болтать. Через несколько минут он прервал меня на полуслове и спросил, что я хотела ему рассказать. У меня закружилась голова, словно я подошла к краю обрыва и сейчас шагну в пропасть.
— Да в общем, ничего особенного. Пол переезжает ко мне. Я подумала, что тебе надо это знать.
Он секунду смотрел на меня.
— И?
— И — все.
— Только-то?
Я кивнула.
— Ничего не понимаю. Он живет у тебя уже несколько месяцев, верно?
Я залилась краской.
— Откуда ты знаешь?
Уголки губ дрогнули в улыбке.
— Ты тоже будешь знать, когда у тебя появятся дети.
Я посмотрела на него: рукава рубашки закатаны, обнажая все еще сильные руки, густые волосы аккуратно подстрижены, на висках проплешины.
— Почему же ты ничего не говорил?
— Я считал, что ты сообщишь мне об этом, когда будешь готова. — Он уперся руками в колени и рывком поднялся. — Это не великое событие, Зоэ. Люди, знаешь ли, и в мое время так поступали — правда, менее часто, чем теперь. Главное, чтоб ты считала, что так и должно быть. Ты, к примеру, хочешь иметь свекровь?
Мы перешли на кухню. Я села к столу, а он налил воду в чайник и поставил его на огонь.
— Я думал, ты собираешься сказать мне что-то еще. — Он стоял ко мне спиной и как раз потянулся к стоявшей на полке коробочке с чаем. — Например, что ты беременна, или еще что-то.
Я рассмеялась:
— Папа!
Он оглянулся через плечо, затем повернулся и опустил в кружки пару пакетиков чая.
— Ты же говорила со мной по телефону таким серьезным тоном и сразу приехала. Что я должен был думать?
— Но разве это ты тоже уже не знал?
— Угу, о'кей, сам напросился.
Он налил воду в кружки, достал из холодильника молоко, перенес кружки на стол и сел напротив меня.
— В общем. — Он опустил взгляд на руки, обхватившие кружку. — Ты как?