Портрет в черепаховой раме. Книга 2. Подарок дамы
Шрифт:
– О, герои парада! – торжественно произнесла Мария Фёдоровна, приближаясь. – Очень непросто заслужить благосклонность моего Константина! Поздравляю!
– Премного благодарны, Ваше Величество! – ответили генералы, щёлкнув каблуками.
– Не буду, не буду вам мешать! – заторопилась Мария Фёдоровна. – Пойду, узнаю подробности у Константина.
В одну из пустых комнат покоев Марии Фёдоровны вошла фрейлина Катенька Алексеева с корзинкой в руке. Подойдя к окну, она пододвинула стул, положила на него
В дверь заглянул Великий Князь Константин Павлович. Видя, что кроме фрейлины в комнате никого нет, он на цыпочках подкрался к ней и обнял за талию.
– Ой! – вскрикнула Катенька и выронила корзинку на пол. – Ваше Высочество!
– Я уже двадцать семь лет Высочество! – с улыбкой ответил Константин. – А вот «ваше» оно или не «ваше», это мы сейчас узнаем!
И, сняв Алексееву со стула, Великий Князь закружил её по комнате.
– Ваше Высочество! – испуганно вскрикивала Катенька. – Ваше…!
– Так, наше? – игриво переспрашивал Константин. – Или, может быть, ваше?
Дверь раскрылась, и в комнату вошла Мария Фёдоровна.
– Mein Gott! – с изумлением воскликнула она. – Was ist los? Что происходит?
– Я птичек кормила, Ваше Величество! – залепетала фрейлина. – Корзинка с кормом упала…
– Я хотел поймать, – подхватил Константин, – но промахнулся.
– И вместо корзинки поймал птичку? – строгим голосом спросила императрица. – Ступай, Катерина! Докормишь потом.
Фрейлина быстро удалилась.
– Так… И что же будем делать, mein Sohn?
– Дайте совет, meine Mutter!
– Он перешёл уже все рамки приличия!.. Розу сегодня подарил.
– Луизе?
– Если бы только ей! Марье Антоновне.
– Вот как?
– И этой своей… Фрейлине.
– Понятно!
– Челядь уже, знаешь о чём, говорит?
– О чём?
– О том, что инициалы у них весьма похожи.
– У кого?
– У этого штабс-ротмистра с Луизой и у Орлова с твоей венценосной бабкой. Те же «О» и «Е»!
– Бедный мой братец! Как он доверчив!
– Не жалеть надо, а действовать! – строго посоветовала императрица.
– Да, гвардия на подъём легка! Любит менять помазанников Божьих.
– Я эту «лёгкость» до конца дней своих не забуду!
Константин встал.
– Так, значит, действовать?
– Немедля! И очень решительно! Вопрос стоит о жизни и смерти!
А Николай Гончаров всё прогуливался по коридорам и залам Зимнего дворца. Он останавливался у картин и скульптур, выглядывал в окна. Подняв голову, любовался росписью потолков. И даже заинтересовался дверной ручкой, выточенной с изящной причудливостью. Николай склонился, чтобы поближе рассмотреть дело рук искусного мастера.
Внезапно дверь распахнулась, и Гончаров опрокинулся на пол.
– Oh, je demande pardon! – тихо вскрикнула, выходя в коридор, фрейлина Наталья Загряжская. – Excusez-moi! Pardon monsieur!
– That’s quite all right.
– Вы
– Nein, nein! Gar nicht. Entschuldigen mir bitte!
– Немец?
– Non! Je dois m’excuser!
– А по-русски вы понимаете?
– Понимаю! – ответил Гончаров, поднимаясь с пола. – Извините меня, ради Бога! Это я во всём виноват! Стал рассматривать ручку.
– Какую ручку?
– Вот эту. Дверную. Великолепно сделана!
– Боже! – облегчённо вздохнула Наталья Загряжская. – Вы меня так напугали!
– А вы – меня! – улыбнулся Гончаров.
– Вы кто? Откуда?
– Из Коллегии иностранных дел. Гончаров. Николай сын Афанасьев. Сопровождаю Рунича, своего товарища…
– Евгения? – сразу же спросила Загряжская.
– Да… И заблудился!
– Идёмте! Я провожу вас!.. Вам куда?
Великий Князь Константин Павлович сидел за столом в своём кабинете и, тихо насвистывая мелодию строевого марша кавалергардов, внимательно разглядывал лежавший перед ним фолиант последнего берлинского издания. На раскрытой странице была красочная иллюстрация, изображавшая хмельных сатиров в обнимку с весёлыми вакханками.
В дверь постучали.
– Да, да! – произнёс Константин, прикрывая рисунок листком бумаги.
Дверь медленно растворилась, и показалась бесцветная физиономия Сипягина.
– Вызывали, Ваше Высочество?
– Да. Входи, Сипягин!
Сипягин вошёл и остановился у двери.
– Дверь прикрой! И подойди поближе! – приказал Константин.
Сипягин приблизился, бросил быстрый взгляд на фолиант, что лежал на столе, и осклабился:
– Есть поинтересней книжица! Нынче получили-с!
– Откуда?
– Из самой вотчины бонапартовой, из Парижа то есть. Весьма прелюбопытные картиночки-с!
– Принеси!
– Слушаюсь! – и Сипягин повернулся к двери.
– Потом! – остановил его Великий Князь. – Сначала дело!.. За дверью никого?
Сипягин выглянул:
– Никого-с!
– Тогда слушай! – Константин подождал, пока Сипягин подойдёт поближе, и продолжил вполголоса. – Будем приступать!
– Когда-с?
– Чем скорее, тем лучше!
– Будем как…? – Сипягин щёлкнул пальцами, изображая выстрел из пистолета. – Или…?
– Шуму – поменьше!
– Значит…, – и Сипягин изобразил удар кинжалом. – Жих!.. Есть у меня один человечек. Бывший унтер-офицер.
– Брут? – Константин задумался. – Брут – нежелателен! Толки ненужные пойдут.
– А как же тогда? – удивился Сипягин.
– Французы предложили миру иной способ. В образе…
– Кого? – с интересом насторожился Сипягин.
– Шарлоты Корде.
– Той, что… Марата? В ванной? – спросил Сипягин и вновь изобразил кинжальный удар. – Жих!
– Тс-с-с! – повысил голос Константин и добавил вполголоса. – Она самая… И никаких толков! Дама мстит за поруганную честь.