Портрет в черепаховой раме. Книга 2. Подарок дамы
Шрифт:
– Ах, да! Никак не привыкну! Из-за этого узурпатора… Да свиданья, господин Охотников!
– Честь имею, сударыня!
Раскланявшись, Нарышкина и Охотников разошлись в разные стороны.
Из-за колонны вышел Нестор Сипягин. За ним тенью следовал его молодой помощник Яков Шумахин.
– Слыхал? – спросил Сипягин, провожая взглядом удалявшуюся фигуру штабс-ротмистра.
– Слыхал, – тихо ответил Шумахин.
Из-за другой колонны выглянула фрейлина, прислушалась.
– Наши будущие монархи! – ехидно
– C’est impossible! – с испугом забормотал Шумахин. – C’est une blague?
– По-русски, Яков, по-русски! – укоризненно напомнил Сипягин.
– Да, да, Нестор Михалыч! Так прилипчив язык монстра этого!.. Вы шутите! Какие ещё монархи?
– Наши российские. Будущие. Либо наш государь даст отставку своей августейшей Элизе и посадит с собою на трон сию Нарышкину… Либо сей честолюбивый кавалергард последует примеру Григория Орлова и попытается занять место нашего простодушного и чересчур доверчивого императора. У них и заглавные буквы совпадают!
– Какие буквы? – не понял Яков.
– Орлов и Екатерина – «О» и «Е». И у этих то же самое – О-хотников и Е-лизавета. Так и жди – устроят заварушку!
– Боже, пронеси мимо чашу сию! – торопливо проговорил Шумахин и перекрестился.
– Крестным знамением тут не поможешь! – назидательно произнёс Сипягин. – Под лежачий камень вода не потечёт.
– Ещё клубнички подбавить? – тотчас предложил Яков. – Аглицкие газеты ждут-с! Там, как оказалось, до сплетен весьма охочи. Про Париж с Римом я уж не говорю!
– Погоди, будет и для газет клубничка! Дай дождаться приказа! И тогда уж начнём действовать!
И Сипягин быстро засеменил по дворцовому коридору. За ним проворно вышагивал Яков Шумахин.
Из-за колонны вышла фрейлина.
– Боже мой! – прошептала она. – Ужас-то какой!
Вдовствующая императрица Мария Фёдоровна с помощью камеристки и парикмахера укладывала причёску. Вошла княгиня Голицына.
– О, княгиня! Как кстати! Если б не этот коварный корсиканец, я бы вам сказала: bonjour, но, – Мария Фёдоровна вздохнула, – говорю: добрый день!
– Добрый день, Ваше Величество!
– Как ваши дела? Всё в порядке?
Голицына промолчала.
– О, вы мне совсем не нравитесь! Schlecht, schlecht! Что случилось?
– Подверглась гнусным издевательствам!
– Mein Gott! – возмущённо произнесла императрица и с интересом добавила. – Кто же посмел?
– Вертопрах. Ничтожный офицеришка! Даже слова на него тратить жаль!
– О, понимаю, понимаю! Эти несносные фавориты! Им не дано оценить те чувства, которыми мы с такой щедростью одариваем их!
– Нельзя ли, Ваше Величество, хотя бы одного из них – в острастку прочим – удалить из гвардии? Куда-нибудь в глушь!
– Неужели до этого дошло? Пренебрёг такой жемчужиной?
– Увы, Ваше Величество.
– О-о-о, княгинюшка, чего захотела! Чтобы опустел наш Санкт-Петербург? Как после чумы, холеры или пожара жуткого? Посмотрите вокруг себя – всюду сплошь фавориты и фаворитки! Прислушайтесь – фью, фью, фью! Это свистят стрелы Амура. И никакие крепости от них не укроют! Даже мой августейший супруг, царство ему небесное! – Мария Фёдоровна перекрестилась. – Нелидову, личную мою камеристку, взял в фаворитки. Потом другую завёл – Лопухину! Весь Петербург об этом сплетничал!
– Увы, Ваше Величество, – согласилась Голицына.
– А за Лопухиной из Москвы хвост потащился! Да ладно бы, только родные! Вспомни, кого она с собою привезла? Своего фаворита, кстати, нынешнего шефа твоего, княгиня, кавалергарда!
По пустынному коридору Зимнего дворца быстрым шагом шла фрейлина – та, что оказалась случайной свидетельницей разговора клевретов Великого Князя.
У одной из дверей она остановилась и постучалась.
– Qui est l'a? – послышалось из-за двери. – Кто там?
– Puis-je entrer? – спросила фрейлина, открывая дверь.
– О, Натали! Входи, входи, дорогая! Qu’est-ce qui s’est pass'e? Что случилось?
В комнате у стола сидела Кавалерственная дама ордена Святой Екатерины Наталья Кирилловна Загряжская и о чём-то рассуждала с Ольгой Протасовой, фрейлиной вдовствующей императрицы. Увидев, что на вошедшей Наталье лица нет, Протасова встала, затараторив:
– Ой! Засиделась я у вас! А у меня ещё столько всего, столько всего! О ревуар, Наталья Кирилловна!
– О ревуар, дорогая!
Протасова поспешно поднялась и удалилась.
– Садись, Натали!
Фрейлина села у стола.
– Чаю хочешь? Или, может, кофею?
– Non! S’il vous plait…
– По-русски, моя девочка! – поправила Загряжская. – Мы во дворце! Хотя, положа руку на сердце, я бы с удовольствием – avec plaisir! – перешла бы на французский. Что случилось?
– Я там… У лестницы… Ждала…
– Своего кавалергарда?
– Да, тётушка! И вдруг появился…!
– Великий Князь?
– Нет, его секретарь. А с ним этот… Другой…
– И что же?
– Они… Тётушка, они…
Фрейлина закрыла лицо руками и расплакалась.
В одной из комнат императрицы Елизаветы Алексеевны её сестра, принцесса Амелия Баденская, о чём-то оживлённо беседовала с фрейлиной Протасовой. Из покоев императрицы вышел лейб-медик Конрад Стофреген с лекарским саквояжем в руке. Амелия тотчас повернулась к нему.
– Что, Конрад?
– Как она? – в свою очередь поинтересовалась Протасова.