Портрет в черепаховой раме. Книга 2. Подарок дамы
Шрифт:
Лейб-медик Его Величества Джон-Самуэль Роджерсон, достав из шкафа увесистый фолиант Британского медицинского справочника, начал искать нужное ему место, когда дверь отворилась, и в комнату вошла Амелия Баденская.
– Роджерсон! – позвала она.
Доктор оторвался от книги:
– Я к вашим услугам, принцесса!
– Мне нужен совет.
– Садитесь, прошу вас!
Амелия села.
– Вы, надеюсь, слышали об этом ужасном происшествии?
– Ранение
– Да.
– Конрад мне рассказывал. Случай серьёзный. И весьма.
– Раненый написал письмо. Моей сестре. И я не знаю, надо ли передавать его. И вообще сообщать императрице о случившемся.
– Ни в коем случае! Последствия могут быть самые печальные!
– Советуете подождать?
– Настоятельно рекомендую! Вот разрешится от бремени, окрепнет, а там, глядишь, и раненый встанет на ноги.
– Нет, он не встанет, не встанет! Он сам об этом пишет! – горестно вздохнув, проговорила фрейлина Наталья Загряжская и, закрыв лицо руками, зарыдала.
– Об этом судить не нам и не ему! – уверенным тоном заявила её тётушка Наталья Кирилловна Загряжская. – Я поговорю с Конрадом! А тебе, моя милая, вредно впадать в печаль! Прекрати сейчас же!
Наталья отняла руки от лица и вытерла слёзы.
– Ты не только о себе должна теперь думать! – напомнила тётушка.
– Но ведь он же…! – Наталья развернула зажатую в кулаке записку. – Прощения просит… И прощается!.. Навсегда…
– На всё воля божья! – смиренно произнесла Наталья Кирилловна и перекрестилась. – Все под ним ходим. И пути Господни неисповедимы.
– А как же я? – и молодая Наталья вновь приготовилась заплакать.
– Девочка моя, я же просила! – строго сказала старая Наталья.
Фрейлина попыталась улыбнуться и вытерла слёзы.
– Вы правы, тётушка! Никак не привыкну!.. Но мы-то как же? – спросила она и положила руки на живот.
– Были бы живы-здоровы! Это от небес зависит. А всё остальное – в наших руках! Женихов, моя милая, в Санкт-Петербурге – пруд пруди! И не у каждого за свадебным столом император с императрицей восседать будут!
– А у меня будут?
– Это уж моя забота, милая моя!
Прошло две с половиной недели. Рана у Охотникова всё не затягивалась. Посещавший раненого Стофреген смотрел на неё со всё большей тревогой.
27 октября штабс-ротмистр написал прошение об увольнение его в отставку по причине имеющейся в нём грудной болезни.
На следующий день в его квартире появился Уваров.
– Так! – загрохотал в прихожей рокочущий голос генерала. – Предъявите мне моего болезного штабс-ротмистра!
Генерал быстро пересёк все
– Бонжур, мой дорогой! Са ва бьен? Короче, как себя чувствуешь?
– Здравствуйте, Фёдор Петрович, – тихо ответил раненый. – Так же… Как и в прошлый раз.
– И никаких улучшений?
– Увы. Скорее, наоборот. Да вы садитесь, Фёдор Петрович!
– А эти чёртовы эскулапы что говорят? – спросил генерал, усаживаясь в кресло. – Лекарства, какие надо, дают?
– Дают. Но они…
– Что?
– Как мёртвому припарки.
– Так! – важно изрёк Уваров. – Стало быть, оборону держишь?
– Держу.
– Великий Князь о тебе всё время справляется. Велел передать самые…
– Спасибо. В полку что?
– Маршируем. Строй учимся держать ровнее. Уставы вдалбливаем.
– К войне готовитесь?
– Не приведи Бог, конечно! Но если Его Величество бросит клич, костьми ляжем! Все, как один!
– Краснова что-то давно не вижу. Раньше каждый день навещал.
– Срочно отправлен в армейский дивизион!
– Вот змея!
– Кто? – с удивлением спросил генерал.
– Старушка одна. Мстительная.
– Старушки бывают те ещё! – согласился Уваров. – А наш Егор Краснов послан с секретнейшим посланием императора, содержание коего разглашать не имею права. Тем более, оно мне и неизвестно.
Уваров встал.
– Что ж, поправляйся, Алексей! Какие просьбы есть?
– Чтоб прошение моё удовлетворили.
– Рассмотрим, не беспокойся! А что Его Высочеству передать?
– Уверения в моём нижайшем почтении.
Уваров сверху вниз посмотрел на лежащего и изрёк:
– Да уж, ниже некуда!
Княгиня Голицына, прогуливаясь по гостиной, диктовала письмо. За столом сидел секретарь и старательно всё записывал.
– Самая главная наша новость – императрица родила дочь. Великую Княжну нарекли Елизаветой. Случилось сие событие третьего ноября.
– Третьего ноября, – повторил секретарь, записывая.
– Мария Фёдоровна, конечно же, недовольна. У неё вновь подозрения по поводу непонятного происхождения внучки.
– А что же тут непонятного? – удивился секретарь.
– Это, – княгиня бросила на секретаря строгий взгляд, – не нашего ума дело!
– Ясно, – тихо произнёс секретарь и обмакнул перо в чернильницу.
– Это не нашего ума дело! – повторила Голицына. – Тем более, и император к сетованиям матери не прислушивается, оставляя все её наветы без внимания. Жену навещает часто и о малютке заботу проявляет трогательную.
– Трогательную, – повторил секретарь.
– Написал?
– Да.