Портрет в черепаховой раме. Книга 2. Подарок дамы
Шрифт:
– Александра Степановна, доброй души человек, как родную дочь её воспитала. В Питер привезла, при дворе пристроила.
– Я её видела. В отца пошла. Глаза особенно.
– А характером – в мать! Так же доверчива.
– Что значит… доверчива? – не поняла княгиня.
– Оплёл её сетями амурными один кавалергард. Она и не устояла. А он, голова забубённая…
– Бросил?
Загряжская кивнула и, помолчав, добавила:
– Ещё и письмо прислал. С отказом. И с мольбой о прощении.
Княгиня нахмурилась
– Кто он?
– Алексей Охотников.
– Тот самый, которого…?
– Он.
Помолчали. И вновь заговорила Загряжская:
– Охотников ладно! Бог ему судья. А вот Наташеньку надо из беды вызволять. Замуж отдавать. Срочно! Время не ждёт.
– Она что же…?
– Да, да! Потому и решила к тебе обратиться. По-семейному. По-родственному. За помощью.
– Чем могу, помогу с удовольствием! – в голосе княгини зазвучала твёрдость. – Дело нужное! Почти святое! Говори, что от меня требуется!
– Свадьбу, я думаю, надо играть громкую! – начала издалека Загряжская. – Чтобы император с императрицей были за свадебным столом. И Мария Фёдоровна тоже. С Её Величеством я уже говорила, она согласна. Обещала поговорить с супругом. А вот с Марией Фёдоровной я не очень…
– Беру на себя! Что ещё?
– Посаженым отцом невесты будет обер-шенк двора Николай Загряжский.
– Твой благоверный.
– И родной брат твоего Ивана!
– Ладно, ладно! Забудем про непутёвого! Кто мать?
– Посаженой матерью невесты будет дочь сестры Николая, моя племянница Варвара.
– Княгиня Шаховская?
– Она. Посажёный отец жениха – мой брат Пётр Кириллович.
– Граф Разумовский?
– Он. А посажёной матерью я бы хотела видеть тебя, княгинюшка! О том и приехала просить.
– Согласна! – без раздумий ответила Голицына и повторила. – Дело нужное, почти святое!
– Вот и чудненько! – обрадовалась Загряжская. – Прямо гора с плеч! Да я и не сомневалась в твоём согласии… Спасибо за угощение! Мне пора!
– Счастливо доехать! – напутствовала княгиня и с улыбкой добавила. – Не окоченей на морозе-то!
– После твоего кофею стужа нипочём! – весело ответила Загряжская, вставая.
– Постой! – воскликнула вдруг Голицына. – Самое главное не сказала! Жених-то кто?
– Жених? – переспросила Наталья Кирилловна. – Жених – славный малый. Из иностранной коллегии.
– Как зовут-то?
– Николай Гончаров.
– Как? – ахнула княгиня. – Николай?
– Знаю, Наталья, знаю! Потому и сама приехала. Чтоб сказать: хватит, своё мы пожили, пора другим места свои уступать! Пусть молодых сети амуровы оплетают. Дело это нужное, сама говорила!
– Почти святое! – тяжко вздохнула Голицына.
В комнате-кабинете обер-шенка Двора Его Величества Николая Александровича Загряжского тихо беседовали
– Может быть, всё же лучше тебе? Боюсь, пойдёт на попятную! – со вздохом произнёс Николай Александрович и с надеждой посмотрел на жену.
– Ну, вот ещё новости! Снова здорово! – всплеснула руками Наталья Кирилловна. – И это дело на меня!
– У тебя же ума палата, язык как надо подвешен. А я говорун тот еще, ты же знаешь!
– Какой уж есть! А дело это такое, что за дам болтливых не спрячешься! Мужской разговор должен быть. И на споры нет времени!
В углу кабинета громко пробили часы.
– Час уже! – вскрикнула Загряжская и метнулась к двери.
Выглянув в коридор она, она жестом подозвала мужа:
– Идёт! Встречай! Говори то, что велела! А я исчезаю!
И Наталья Кирилловна скрылась в соседней комнате.
Немного подождав, Николай Александрович широко распахнул дверь и вышел в коридор. Навстречу ему шёл Николай Гончаров.
– Милости прошу, милости прошу! – гостеприимно приветствовал молодого человека Загряжский.
– Здравствуйте, Николай Александрович!
– Добрый день, дорогой тёзка, Николай сын Афанасьев! Добрый день! Заходи!
Войдя в кабинет, Загряжский сразу же усадил Гончарова к столу, а сам шагнул к шкафу, достал бутылку вина и рюмки. Рюмки поставил на стол, а сквозь бутылку посмотрел на окно.
– Как играет, а! Бургундское! Только вчера привезли! Просто грех не попробовать! Как?
– Я вообще-то не большой любитель, – начал было Гончаров, но Загряжский его перебил.
– Я тоже не любитель! Да он здесь и не нужен! Тут ценитель надобен! Чтобы по достоинству оценить вкус напитка сего, богам предназначенного. Пусть его Боги пьют! И Богини! Мы лишь оценщики!
– Ну, если только оценщики…
– Только, любезный мой тёзка, только!
Загряжский разлил по рюмкам вино и поднял свою:
– За встречу!
– За встречу! – не стал возражать Гончаров.
Выпили.
– Как? – поинтересовался обер-шенк.
– Хорошее вино!
– Божественное! И алкать его многие знатоки-ценители почитают за великое счастье!
– Возможно. Счастье вполне может быть! – согласился молодой человек.
– Кстати, а как ты к нему относишься?
– К кому?
– К счастью. К человеческому счастью.
– С доброй завистью, – ответил Гончаров. – Потому как считаю, что каждый человек его достоин.
– Мудро мыслишь! – заметил Загряжский и вновь наполнил рюмки. – За счастье!
– За счастье! – и Николай пригубил рюмку.
– Э, нет! – замотал головою обер-шенк. – С таким скромным замахом счастья не добьёшься! За него биться надо! В омуты нырять! На самом дне счастье, бывает, прячется, понял? За счастье – до дна!