Порванные нити
Шрифт:
Пока кофе шумел в старом сотейнике, за неимением джезвы, я вышла в коридор, к антресолям, в поисках старых телефонных книг. Когда-то они были до дыр изучены мной. Старые адреса и телефонные номера, которые очень быстро стали недействующими, оказывали на меня просто гипнотическое воздействие. Я приходила в восторг, находя имя бабушки и отца с упоминанием их места жительства в этих книгах.
Достав записную книжку, я принялась выписывать данные, которые сегодня узнала. В личном листке Анны в графе прописки значился адрес: улица Победы,
Лебедевых в Тарасове оказалось очень много. Значительно меньше их проживало на улице Победы, что, однако, не слишком облегчило мои поиски. Если бы не вовремя поспевший кофе, я непременно бы пропустила нужную строфу. По указанному адресу значился Лебедев Алексей Владимирович, видимо, отец Анны.
Я возликовала. Если там до сих пор живут те, кто знал эту семью, то, возможно, я найду того, кому известно хоть что-то об Анне. Людям сложно добровольно и в одночасье порвать все связи. Так уж устроен человек, всегда стремится в те места, где когда-то был счастлив, к тем людям, которых когда-то любил.
Я открыла карту Тарасова у себя в телефоне. Отыскав нужный дом, я просмотрела находящиеся поблизости улицы.
Мой расчет был следующим: в свидетельницы Анна позвала не просто лучшую подругу, а подругу детства. Адресная телефонная книга и тут выручила меня, хотя Зуевых в Тарасове было едва ли не больше Лебедевых. Тем не менее только пятеро из них жили в относительной близости от прежнего дома Анны.
Настало время социальных сетей и сведения потенциальных лучших подруг Зуевых к минимуму. И в этом вопросе я потерпела полное фиаско. Закрытые профили и смена фамилий окончательно поставили меня в тупик.
Решив сосредоточиться на Матренине, я позвонила в приемную главы управы. Я совершенно забыла о времени, тем более удивилась, когда услышала из трубки усталое «Алло!».
– Здравствуйте! Могу я услышать Матренина Артема Леонидовича? – пытаясь изобразить голосом неземную красоту, выпалила я.
– Слушаю, – раздалось такое же усталое, но уже с нотками раздражения.
– Меня зовут Татьяна Иванова, я… – Секундная заминка, во время которой я судорожно пыталась придумать, журналистом какого издания представиться. – «Тарасовские ведомости», да, я там работаю.
– Рад за вас, – откровенно скучая, ответил бывший участник банды.
– Артем Леонидович, – печально подумав, что Ленка могла бы в два счета охомутать этого уголовника, даже не видясь с ним лично, – мне дали задание взять у вас интервью. Я пишу статью о молодежной политике и государственных инициативах по развитию молодежного движения. Мне необходим ваш комментарий.
В трубке послышался тяжелый вздох, затем Матренин, все тем же незаинтересованным голосом, ответил:
– Что же вас Марк Яковлевич совсем загонял? В такое время звоните, да еще и объясняетесь так путано.
Мне даже не пришло в голову, что главный редактор крупнейшего тарасовского издания, так или иначе, знаком с главой Восточной управы. Однако это могло сыграть мне на руку.
– Пожалуйста, – выразительно вздохнула я, – эта сволочь меня уволит! Вы не можете, не имеете права так со мной поступить!
– Ну что вы! – немного испуганно произнес Матренин. – Знаете, мой секретарь уже ушла, но, кажется, утро у меня свободно… Да, давайте вы подойдете к девяти, а лучше к половине девятого, и мы как раз успеем поговорить. Идет?
– Да, конечно! Спасибо вам большое! – горячо поблагодарила я, судорожно соображая, что бы такое надеть к завтрашнему интервью.
Ленка бы точно не растерялась, но я, увы, к вопросу выбора одежды подходила всегда сугубо утилитарно. И если с повседневными образами я еще как-то справлялась, то наряды для потенциального соблазнения частенько делали из меня ряженого румына.
«Ты и так яркая!» – твердила мне знающая Ленка, неизменно отбирая из моих рук очередное аляповатое безумие, если случался совместный шопинг.
Я прошла в свою бывшую детскую. Лакированный шкаф все так же стоял сбоку от окна и хранил старые вещи нескольких поколений моей семьи. Там был полосатый свитер, связанный мамой еще в детстве. Бархатное платье бабушки, которое она обожала. Даже моя школьная форма и та оказалась висящей на плечиках в дальнем углу.
Я достала чемодан с вещами на случай погони и застонала от разочарования. Кроме стратегического запаса нижнего белья, там лежала только пара толстовок, джинсы и ничего, что хотя бы отдаленно моя мама смогла назвать приличными вещами. Морально я уже была готова ехать домой, даже несмотря на ждущего возле подъезда Александра, как вдруг заметила стопку белья на верхней полке.
«Наверняка, старые простыни», – подумала я и ошиблась.
Вперемежку с постельными принадлежностями лежали накрахмаленные дедовские рубашки.
За столько лет ткань не пожелтела и не испортилась. Бабушка всегда гордилась тем, как вела хозяйство, и мужнины сорочки она полоскала с синькой, разводя ее в тазу в какой-то одной ей известной пропорции.
Тугой воротничок с трудом поддался мне. Большие манжеты по моде прошлого времени пришлось закатать до локтя. Я оставила верхние пуговицы расстегнутыми, дедовская рубашка была велика для моей субтильной фигуры.
В ансамбль к рубашке я выудила из старых материнских вещей джинсовую юбку, темно-серую, с декоративной молнией по диагонали. Она была велика мне в талии, но тут на помощь пришел мой собственный ремень.
«Так вот ты какой, фэмили лук!» – не без удовольствия глядя на результат в зеркале, подумала я.
Чуть позже, смывая с себя прожитый день, я подумала, что, вопреки обстоятельствам, день выдался удачным. Я нашла так много зацепок, что хоть одна, но должна привести меня к Анне.