Послание Геркулеса
Шрифт:
«Когда будет время, я вам скажу».
– Нет.
Черт бы побрал Розенблюма. И президента вместе с ним.
– Понимаю. И почему же я не верю вам, мистер Кармайкл?
– Он облюбовал кресло и опустил себя в него.
– К вашей чести надо сказать, что вы неумелый лжец.
– Тяжело отдуваясь, будто после долгой ходьбы, профессор Пападопулос прервал речь, чтобы собраться с силами.
– Секретность - безусловный рефлекс в этой стране, как и в моей. Она душит мысль, тормозит научный прогресс и разрушает целостность.
– Профессор подался вперед.
– Уничтожает ее.
– Глаза Пападо-пулоса
– Я предположил, что единственной причиной опубликования информации явилось то, что передача, очевидно, кончилась и ничего более не поступало. Такой факт имеет место?
– Профессор, все это нас ни к чему не приведет. Я отмечу ваш протест и доведу его до сведения моего начальства.
– В этом я не сомневаюсь. Таким образом, как я понимаю, дальнейшая передача имела место?Это была текстовая передача? Вы достигли каких-либо успехов в ее расшифровке?
– Если будут какие-либо дальнейшие передачи, - сказал Гарри,- мы обнародуем информацию.
– Истинные слова ливрейного лакея.
– Пападопулос поднял глаза на портрет Роберта X. Годдарда, висевший на стене за столом Гарри.
– Ему, знаете ли, все это было бы крайне неприятно.
Гарри встал.
– Очень любезно было с вашей стороны посетить нас, профессор.
Пападопулос кивнул и опустил глаза. «Вы, Кармайкл, не стоите, чтобы я на вас время тратил». Гарри как профессиональный чиновник жил взаимопониманием и компромиссом. Конфликты, которые никак не могут оказаться продуктивными, были совсем не по его части.
– Что случилось, то случилось, - заключил Пападопулос.
– Меня же теперь волнует будущее. Я намеревался спросить вас, какова будет ваша позиция в случае, если из Геркулеса будет передано еще что-нибудь. Ваша позиция, мистер Кармайкл, а не правительства. Я опечален, что получил подобный ответ.
Гарри сделал несколько шагов к двери, приглашая профессора покинуть кабинет.
Пападопулос остался сидеть в кресле.
– Даже у чиновника должна быть совесть. Люди, на которых вы, мистер Кармайкл, работаете, заинтересованы только в одном: в политических преимуществах, которые можно извлечь из ситуации. Позвольте мне напомнить, что ваш долг прежде всего перед нами всеми, а не перед вашими закоснелыми нанимателями. Восстаньте против этих негодяев!
– Он возвысил голос.
– Вы обязаны так поступить ради всех, кто пытается понять природу мира, в котором мы живем. И ради себя самого.
– Профессор, у меня действительно нет больше… Пападопулос продолжал вещать:
– Спустя много лет, когда и вы, и я давно сойдем со сцены, вас #163;ще будут помнить за вашу храбрость и вклад в общее дело. Промолчите, покоритесь вашим жалким хозяевам, и я заверяю вас, что вы более чем заслужите забвение, в которое и уйдете.
– Он сунул руку в жилетный карман.
– Это моя карточка, мистер Кармайкл. Звоните не колеблясь, если я смогу быть вам полезным.
– Он встал и направился к двери.
– И прошу вас не сомневаться, что я буду счастлив встать на вашу сторону.
Вся передача была записана, и техники сделали несколько копий на компакт-дисках, каждая с этикеткой и в герметической пластиковой упаковке.
Бейнс записал один набор дисков на себя и еще час провел у себя в кабинете, просто листая вводную инструкцию, разглядывая геометрические узоры, пытаясь воспринять ту реальность, что эти фигуры были составлены мозгами, не принадлежащими людям. Это знание в буквальном смысле подняло его на новый эмоциональный уровень.
Теперь он, конечно, будет работать круглые сутки. И ему нужен будет экземпляр полной записи дома, на квартире. Так будет куда удобнее. Он пошарил вокруг и нашел несколько болванок дисков.
Вернувшись в офис, он сдублировал набор, вернул оригиналы на место и унес копии с собой. Через час он уже был у себя на вилле, сидя над раскрытым ноутбуком, готовый к первому серьезному погружению в потусторонний мир внеземной передачи.
На улице неугомонный ветер облизывал деревья.
Гарри ворвался в кабинет Гамбини, описал разговор с Пападопулосом, выслушал от хозяина пару аналогичных историй, и они друг другу посочувствовали.
– Кому-то надо поговорить с президентом, - сказал Гамбини, наливая Гарри кофе.
– Он слышит только одну сторону, соображения безопасности. Людей вроде Мэлони да политических консерваторов, которые только о том и думают, как бы чего не вышло. Дальше собственного носа они не видят. Гарри, я не хочу быть объектом политической возни.
– Входит в должностные обязанности, - пожал плечами Гарри.
Он давно работал в правительственных учреждениях и знал, что проекты, где есть риск, никогда не обнародуются, пока не будет достигнут успех. Разве что уж деваться некуда.
– Черт побери, Гарри, я всю жизнь ждал чего-то вроде этого события и даже надеяться не смел, что оно случится!
Теперь эти сукины сыны начинают путаться под ногами. Слушай, Гарри, у Харли есть шанс сделать по-настоящему полезное дело. Мир во всем мире от этого не получится, но хоть некоторые заборы можно будет посшибать. Мы же до сих пор никогда не действовали как единый биологический вид. Был такой шанс в конце Второй мировой войны, и еще один после холодной войны. Но сейчас, Гарри, сейчас - разве может быть что-то естественнее, чем собрать всех воедино четким и твердым знанием того, что, - как любит говорить Пит, - там кто-то есть? И больше всего меня злит, что Розенблюма сегодняшнее положение более чем устраивает.
– Но мы же не знаем, что может оказаться в передаче, Эд. Мне кажется, это вполне законное замечание.
– Ты прав. Эта штука может взорваться, и будут трупы. Но все шансы против такого поворота. Гарри, какого черта - в прошлом веке почти все время мы сползали к войне, и я не вижу, почему в этом должно быть лучше. Может, нам нужна азартная игра, такая, чтобы играть вместе на одной стороне, и тогда сползание остановится? Перед нами тайна, и куда лучше привлечь к ее разгадке всех, чем стараться самим ее расколоть, никому ничего не говоря.
– Он сузил глаза.
– И нам надо сделать решительный шаг.
– Вот ты и делай, если хочешь, - ответил Гарри.
– А меня уволь. Я не хочу оказаться в Колорадо младшим писарем ведомства по охране диких животных.
Гамбини поправил галстук и посмотрел на Гарри тяжелым взглядом.
– О'кей, я тебя даже понимаю. Но и ты пойми, что мы становимся персонажами истории, Гарри. То, что здесь происходило последние два месяцами то, что произойдет, когда мы разберемся с передачей получше, будут рассматривать и описывать еще очень долго. И я хочу быть уверенным, что, когда будут подбивать бабки, я окажусь не там, где минус.