Послание Геркулеса

Макдевит Джек

Лицо Розенблюма выразило полное удовлетворение.

–  Кармайкл, - сказал он решительно, - работает тут дольше любого из нас. Он обладает прекрасным инстинктом выживания, которым я искренне восхищаюсь.
– Он добродушно улыбнулся Гарри. Нет, он не преувеличивал, говорил то, что думал. Да, я так к тебе отношусь.
– И, - сказал он, - Гарри очень близко принимает к сердцу интересы агентства. Эд, я прошу вас прислушаться к Гарри.

Гамбини, стоявший у своего заваленного бумагами стола, на слова Розенблюма просто не обратил внимания.

–  Что думает администрация,

не имеет значения. Важно лишь то, что ни один природный объект не может передавать геометрической прогрессии.

Розенблюм пожевал сигару, которую так и не закурил, вытащил ее изо рта, повертел в пальцах и швырнул в мусорную корзину. Отвращение Гамбини к курению было общеизвестно, и Гарри не мог не увидеть в жесте директора скрытого презрения.

–  Вы не правы, Эд, - сказал Розенблюм.
– Слишком много времени торчите в обсерватории. А Гарри живет в реальности. Верно я говорю, Гарри?

Гарри замялся.

–  Думаю, Эд в чем-то прав. Розенблюм пропустил реплику мимо ушей.

–  А вы, Эд, значит, хотите, чтобы проект «Скайнет» был ликвидирован? Вас не интересует судьба телескопов в Море Ума?

Гамбини побагровел. Он явно обозлился, но смолчал.

–  Так вот.
– Розенблюм воздел руки, будто подчеркивая, что вещает истину в последней инстанции прямо с вершины Синая.
– Будете проталкивать эту туфту с пульсаром, будете мутить воду, и я вам гарантирую, что всему придет конец. Сенат с восторгом прихлопнет целый пакет проектов. Все, чем вы располагаете, - это лишь дурацкая серия бип-бипов. Они, может, для вас убедительны, но не для Конгресса. Для него это только бипбипанье.

–  Квинт, то, что у нас есть, - это серьезное свидетельство в пользу разумного управления пульсаром!

–  Ладно. Верю. Есть у вас свидетельство. – Он внушительно поднялся со стула и заложил руки в карманы.
– И больше ничего нет. Свидетельство - это еще далеко не доказательство. Гарри прав. Если вы собираетесь толковать о маленьких зеленых человечках, то будьте добры иметь их в заначке, чтобы вывести на пресс-конференцию. Такие вещи - они по вашей части, а не по моей. Но вот сегодня утром я перед тем, как ехать сюда, посмотрел, что такое пульсар. Если я правильно понял, это то, что остается после взрыва сверхновой, когда она разлетается в куски. Я прав?

Гамбини кивнул:

–  Более или менее.

–  Тогда успокойте меня, - продолжал Гамбини, - и скажите, каков будет ваш ответ, если на пресс-конференции вас спросят о том, как мог тот мир пережить взрыв?

–  Этого мы знать не можем, - возразил Гамбини.

–  Возможно, но вам придется подготовить что-то более убедительное для Касс Вудбери. Это не женщина, а кобра, Эд. И еще ей, надо думать, захочется узнать, кто может управлять энергией пульсара.
– Он с нарочитой медлительностью вытащил из кармана сложенную бумажку, тщательно развернул ее и долго поправлял очки.
– Вот тут говорится, что энергия, производимая вашим пульсаром с его рентгеновскими лучами, в десять тысяч раз превышает светимость Солнца. Так как же тогда? Как можно управлять такой энергией, Эд? Как это может быть?

Гамбини вздохнул.

–  Скорее всего мы говорим о существах, чья технология на миллион лет опережает нашу. Кто знает, на что они способны?

–  Ага, но вы должны извинить мой скепсис, ибо кошке ясно, что это слабый ответ. Надо что-то более убедительное.

Гарри чихнул и вступил в разговор.

–  Послушайте, - сказал он, вытирая нос платком.
– Не мое это дело, конечно, но, как мне кажется, могу объяснить, как бы я использовал пульсар, если бы захотел с его помощью посылать сигналы.

Розенблюм потер толстый нос толстыми пальцами.

–  И как же?
– спросил он.

–  Я бы ничего не делал с пульсаром.
– Гарри встал и пересек комнату.. Смотрел он не на директора, а на Эда.
– Я бы установил там что-то вроде проблескового маячка. И поставил бы его на пути излучения.

Блаженная улыбка разлилась по суровому лицу Розенблюма.

–  Роскошно, Гарри! Вы могли бы удивить тех из нас, кто считает, что люди с воображением есть только в группе ученых. О'кей, Эд, в это я готов поверить. Может, это и в самом деле разумные сигналы, может, что другое. Предлагаю поспешных выводов не делать, а язык держать за зубами. Во всяком случае, до тех пор, пока мы не поймем, с чем имеем дело. А пока все публичные заявления - только через мой офис.

–  Это значит, что их не будет.

–  Пока да. Не будет. И если в сигнале будут изменения, немедленно извещать меня. Понятно?

Гамбини кивнул.

Розенблюм поглядел на наручные часы.

–  Прошло десять с половиной часов с тех пор, как он заработал. Я понимаю так, что вы это считаете сигналом, призывающим к вниманию?

–  Да, - ответил Гамбини.
– Они хотят привлечь наше внимание. Позднее, когда они сочтут, что добились своего и что мы готовы, они перейдут к передаче текста.

–  Если все будет так, то каковы шансы, что мы сможем прочесть их послание?

–  Трудно сказать. Безусловно, они должны понимать, что их аудитория нуждается в помощи. Полагаю, они ее нам окажут.

–  Уж очень много получается предположений.
– Взгляд директора остановился на Гарри.
– Гарри, обойдите всех, кто был сегодня в лаборатории. Предупредите их, что ни единого слова о том, что тут произошло, не должно просочиться наружу. Если хоть что-то станет известно, я лично буду отрывать головы. Эд, если у вас есть необходимость пригласить сюда еще каких-нибудь специалистов, их кандидатуры следует согласовать с моим офисом.

Гамбини нахмурился.

–  - Квинт, вам не кажется, что мы немного нарушаем ряд пунктов нашего трудового соглашения? Годдард - не оборонное предприятие.

–  Но это и не то заведение, которое станет посмешищем для всех на ближайшие двадцать лет из-за того, что вы не хотите подождать несколько дней.

–  Меня не волнует необходимость скрывать информацию от журналистов, - сказал Гамбини, явно закипая, - но над различными аспектами этой проблемы работает множество людей. Они имеют право знать, что произошло сегодня ночью.