Послание к коринфянам
Шрифт:
Джастина
Это сумасшедший дом, думает Джастина. Нет, хуже. В заведении для душевнобольных бывают врачи, которые время от времени назначают лечение. А у санитаров можно попросить таблеточку, и станет хорошо-оооо... Если, конечно, эти заведения похожи на санаторий Совета. Или это санаторий Совета похож на психлечебницу?..
А тут просить не у кого, нечего, разве только у Максима - автомат, потому что пистолета недостаточно. Максим добрый, Максим добудет.
Распоряжение "заняться работой", услышанное Джастиной на прощание... да пошло бы оно к черту, а потом - к чертовой матери. Во-первых, не получится. Во-вторых, дражайший Франческо может распоряжаться теми, кого нанял в штат. С остальными ему придется договариваться и находить общий язык. В любых обстоятельствах. Но, главное, не получится. Тут бы свернуться на диване - сначала известие, потом идиотская беседа на повышенных тонах - и греться, греться...
Или даже заснуть... чтобы проснуться с нормальной сонной мутью в голове, а не с этим холодным, острым, бестолковым месивом. Габриэлу было жалко. Габриэлу было жалко просто невыносимо, и как раз потому, что она ничего не понимала и ни в чем не участвовала. Был человек, живой, бегал тут, щелкал клювом, пытался обеспечить безопасность - и его взяли и убили по какой-то идиотской казенной надобности, потому что совсем другие люди, которым вообще-то платят чертовы деньги за то, чтобы они понимали, что делают, в очередной раз не заметили у себя под носом вопиющий кабак...
Завтра будет хуже. Как с сильным ожогом - в первую минуту кажется, что сейчас хуже всего, а утром понимаешь, что это еще были мелочи. Самое худшее растягивается на неделю, на две. Болит, мокнет, покрывается коркой, думаешь - все, а корка трескается, и все по новой. Из-за нас, и из-за нас тоже, из-за наших игр, погиб человек, и не чужой, а всем хорошо знакомый. Теперь привыкать к тому, что Габриэлу не спросишь, ничего она не подпишет, не распорядится и не наворчит впридачу. Еще сто раз думать как о живой, а потом вспоминать.
Она меня спасала от Потрошителя. А я?..
Нет, не надо тыкать в свежий ожог. Нужно постараться - и не тыкать...
Очередная внутренняя игра Совета. К счастью, именно Совета, это все-таки привычно. Это свои, а не еще один чертик из коробочки, как три месяца назад. Никаких посторонних чертиков, все только наши собственные. Знакомые, предсказуемые, хотя бы и с трижды новыми идеями. Наверняка так. И если хоть одна сволочь посмеет что-то пискнуть про "Черные Бригады" или попытку ограбления...
Мерзость. Самое обидное, что эта мерзость - часть работы. Даже не скажешь, что ненужная и лишняя. Без продуктов метаболизма живому организму нельзя. Интриги, внутренние свары, подковерные и надковерные войны - это продукты метаболизма нашей структуры. Неблагоуханны, но без них никуда, пока система жива.
Но иногда эту систему, кажется, пробирает холера. Не срабатывает канализация, наваливается летняя жара - и если санитарные службы не вмешаются при первых симптомах, можно остаться без половины города. Причем, большая часть пострадает не от болезни, а от последствий паники и разрухи. Это очень видно по Терранове. Убитых во всех их внутренних конфликтах - едва сотни тысяч. Погребенных под обломками инфраструктуры - миллионы.
Входит Рауль, оглядывается, обнаруживает напарницу по незаконченной светской болтовне на диване, за неимением пледа - ну как же, жаркая страна Флореста, - обнявшуюся с диванной подушкой, качает головой.
– Можешь ничего не объяснять... я наше наказание по дороге встретил. Тебе чаю сделать? Горячего?
– Спасибо, - не заикаясь и не стуча зубами отвечает Джастина - и один Бог знает, чего это ей стоит.
В соседней комнатке - подобии кухни - стук, звон и брань шепотом. Де Сандовал, вообще-то, очень ловкий и грациозный человек. Просто у всех есть предел терпения и выносливости. Однако чай появляется довольно быстро. Кружка, накрытая крышкой. Джастина подозрительно принюхивается. Так и есть: мате. Причем заваренный так, как это делают пастухи, а не бармены в ресторане. То есть, очень много чая, еще больше тростникового сахара и немножко кипятка. Это нельзя пить. Это нужно глотать, зажмурившись, как лекарство.
– Извини, что в кружку... там с посудой полное увы.
– Изыски.
– Вкус почти невыносимый, но организму все равно. Ему важно, что жидкость горячая и сладкая. Все прочее его будет интересовать нескоро. Горячий чай, живой человек... элементарные потребности.
– Он хотел, чтобы ты уехала?
– Да. И желательно заперлась там в сейф и дышала через респиратор.
– Как-то у нас всегда все на широкую ногу, - делано удивляется Рауль.
– То плевать на все и сразу, теперь - наоборот, давайте все в бункер залезем. Из крайности в крайность...
– Это... не крайности, - морщиться не стоит, потому что у мышц есть своя память, а ощущения, связанные с ней, сейчас не нужны.
– Это все то же. Одно и то же, только разные подходы.
– Не знаю, - говорит Рауль.
– Ну мы же все так живем с детства. Хотя папаша сто раз интересовался, где уже те похитители, с которых он возьмет доплату за возврат меня. Меры предосторожности. Конкуренты, соперники, вымогатели, папарацци, психи с идеями... совершенно обычные вещи. Привыкли же - с манежа. Ну и Франческо тоже сюда не с улицы угодил. И здрасте - земную жизнь пройдя до середины...
– Просто за три месяца оно еще не улеглось.
– Почему-то кружка была пуста. Вернее, жидкость в ней почти закончилась. Нужно, наверное, попросить еще, но не сейчас, не сразу.
– Ему же в тот день, когда убили отца, как всегда что-то примерещилось. А охрана его не послушала, а когда поверила и вмешалась... да что я тебе рассказываю. Вот он и убедил себя, что защиты вообще нет и принимать меры - бесполезно.
– А потом появился господин иезуит. Знаешь, что самое смешное? Он же ничего не сделал. То есть, сделал кучу всего другого, убил бы подлую тварь... Но не здесь. Не с Франческо, а настоящего - как с Алваро. Он ему просто вслух сказал то, что всегда и так было. То, что мы все прекрасно знали. То, что уже сыграло за неделю до того. То, что ежу понятно, и самому Франческо вроде бы понятно. Он же этого референта над собой поставил с вето. И? Мне тоже настоятельно посоветовали убираться в Толедо. Мне! У него же голову отключило начисто! Меня от его хода мыслей обычно укачивать начинает - но он же там есть, этот ход. А тут... Ну если он не понимает, кому что говорит, то сообразить, что мы в любом сейфе будем в большей опасности, чем здесь, раз пошли такие игры - это-то можно?
– Можно, но не сейчас.
– Чай, кажется, растекается прямо по венам, а сахар тихо ползет в мозг. В голове отчасти проясняется.
– Да не обращай внимания. Ну, то есть, это сложно, не обращать, но надо. Понимаешь, до него сейчас вдруг дошло то, что должно было дойти тогда. Вот так медленно дошло. В область сознательного наконец-то попало...
– И теперь у него этот перелом будет срастаться... с опозданием на два с лишним десятка лет. На три почти.
– Рауль подошел к окну, обнаружил за ним глухую ночь. Кажется, удивился.
– Как ты думаешь, куда он побежал?