Послание к коринфянам
Шрифт:
– Господин де Сандовал, идите спать. Долго и крепко. До заседания Совета здесь уже не будет ничего интересного, к нашему общему счастью.
– Да... я хотел бы пока уехать. Но мне совершенно неудобно просить вас еще и присмотреть за юношей...
– А вот это уже трансмутация металлов в чистом виде. Потому что еще позавчера господин де Сандовал с удовольствием отгородил бы Алваро от меня метрами этак четырьмя армированного бетона.
– Я вряд ли смогу уделять ему достаточно времени - но я пристрою к нему кого-то из персонала и буду проверять.
–
– На четыре обвинения везде залез.
– Господин де Сандовал... мне жаль вас разочаровывать, но Васкес был таким всегда. Сейчас он просто чуть менее активен, чем обычно. И благодарите Бога, что вы делите роль утки-матери с господином Сфорца.
– М-менее?
– давится воздухом директор.
– Да, кстати... я же вам так и не сказал. Я с ним поговорил - и я так понимаю, что за то, что это чудо уцелело на базе Черных Бригад, нужно благодарить вас?
– Существенно менее. Да, я сказал Эскалере, что мальчик - замечательный материал для внедрения, и что я его беру. Он сначала удивился, потом посмотрел немного на наши занятия и поверил. Тут бы любой поверил.
– Спасибо. Он всем тут очень полезен... и не в силу своего секретарства.
– Не за что, - учитывая обстоятельства, совершенно не за что. От Эскалеры его спас я, а вот от меня Васкеса спасло исключительно чудо Господне.
– Что вы имеете в виду? То, что господин Сфорца вспомнил, наконец, сколько ему лет?
Де Сандовал изумленно встряхивает головой:
– Хм. Это до меня как-то и не доходило. Нет... просто мы тут почти поголовно страдаем туннельным зрением. Наследственным. Вчерашнее - хороший пример. Я думал о своем семействе, о Сфорца, о Совете... а что кто-то взорвет вычислительный центр, а кого-то уволят - нет, ни разу. А Алваро - такое живое напоминание о том, чем мы вообще занимаемся. Чем должны заниматься.
Те, кто платит самую высокую цену за наши... проекты, наши решения, ошибки, мгновения паники.
– Вы помните, большей частью. Просто не всегда осознаете.
А напоминать, что вы еще и способствовали, как могли, заморозке банка, через который проходит 75% средств корпорации, я не буду. Если господин Сфорца не счел нужным, то мне тем более не следует. Равно как и напоминать господину Сфорца, что если бы он соблаговолил выслушать своих близких, а не продавливал идею немедленной эвакуации, у господина де Сандовала не возникло бы непреодолимое желание отвести угрозу любой ценой... между собой они разберутся сами и потом.
– Если бы... Спасибо. Перед Максимом я извинюсь... обязательно.
Максим
Самые простые, вхруст заигранные вещи могут быть необыкновенно хороши, если случаются вовремя и к месту. Обычный, привычный, ставший фоном большой открытый бассейн, утренняя норма - но если утро началось в 4, собственно, утра, а до рассвета еще есть время, и вода - слегка прохладная, морская, мерцает в полутьме, и горит только пара фонарей... Привычное выходит из фона, ощущается остро и свежо, как в первый раз. Луна, ветер, ночные птицы, соленый привкус воды, шелест странно тяжелых листьев, крупные и чужие звезды, а уходишь на глубину - и не можешь найти дна, и тогда просто паришь в тихом космосе невесомым эмбрионом...
Всего-то и нужно - получить приказ выспаться, встать, когда сам захочешь, в 4, когда засыпают даже самые ярко выраженные совы корпорации, а жаворонки еще не проснулись. Одиночество в воде - самое правильное из известных состояний. Когда выныриваешь наружу, ощущаешь пустоту и тишину, а в воде - никогда. Может быть, потому, что вода - океанская. Из нее вышло все живое. Не-пустота, на физико-химическом уровне. Нужно спросить господина Сфорца, что он думает о теории памяти воды. В этом он должен разбираться значительно лучше, чем в организации провокаций в прямом эфире. Хотя в случае начальства ни за что нельзя поручиться. Он собирается показать Совету козу. Идет коза рогатая... и ведь забодает наверняка.
Из раздевалки Максим позвонил начальнику аналитического отдела - и предложил встретиться в оном отделе. Меньше народу, легче обеспечить рабочее поле. Безопаснее. И удобнее. Потому что работать с мистером Флюэлленом и так достаточно тяжело, а уж отвлекаться при этом на посторонние раздражители - совсем лишнее.
Скорпион на двери шевелит клешнями. Это он не приветствует, это он на кого-то там у себя охотится. Просто добыча в кадр не попадает. Большой такой скорпион, страшный. Только для человека безобиден почти. Безобиднее обычной пчелы или осы - опасность аллергической реакции чуть меньше, да и характер у императорских скорпионов много получше. Вот кусок пальца клешней оттяпать может вполне, а чтобы он жало пустил в ход, долго добиваться нужно. Забавно, что за три месяца никто в здании не понял шутки. Даже в справочник посмотреть не удосужились.
Хозяин привычно вежлив и любезен. Эта неизменная ровная доброжелательность ко всему человечеству и не черта характера, и не маска - и даже не инструмент, пожалуй. Форма, удерживающая все прочее. Стенки сосуда. Вот если бы еще налито в сосуд было нечто иное, а то ведь ощущаешь, что у тебя болит решительно все. От зубов до суставов. Можно отключиться, перестать воспринимать, но тогда чувствуешь себя слепоглухонемым, и эффективность работы стремится к нулю. Большими-большими прыжками устремляется.
Тот, Кто выдумал запрет на самоубийство, судя по всему, не отличался ни малейшим человеколюбием. Впрочем, чтобы заменить "судя по всему" на "однозначно" достаточно посмотреться в любое зеркало, да хоть в монитор поблизости - и убедиться, что ты по-прежнему присутствуешь в реальности.
– У меня три часа назад был господин де Сандовал...
– улыбается скорпион, - сказал, что предупредил семью. Сразу после разговора с госпожой Фиц-Джеральд. Как только убедился в ее намерениях. Он, к счастью, не представляет себе, какие это имело последствия.