Послания Ивана Грозного
Шрифт:
попом Селивестром и с начальником вашим с Олексеем, мневше нас не быти.
– Упоминаемый здесь «мятеж у царевой постели» в 1553 г. особенно подробно описан в
приписке к «Царственной книге». Там рассказывается, как заболевший царь упрашивал
бояр целовать крест его новорожденному сыну Димитрию (речь идет о первом сыне
царя от Анастасии Романовны, скончавшемся некоторое время спустя, а не о Димитрии,
сыне Марии Нагой), как многие из них открыто
ссылаясь на то, что за «пеленочника» будут править его родичи Захарьины и т. д. В
числе противников присяги и сторонников Владимира Андреевича Старицкого
называются Сильвестр, отец Адашева (но не сам Адашев), Курлятев, Палецкий и
Фуников (ПСРЛ, XIII, 522-526). Большинство историков придает важное значение
этому событию, рассматривая его чуть ли не как переломный момент в отношениях
между царем и «избранной радой» (ср. напр.: С. Соловьев. История России, кн. II, стлб.
136 - 141). Однако в исторической литературе высказывались и сомнения по поводу
достоверности этого известия приписки к «Царственной книге» и комментируемого
послания (ср. напр.: С. Б. Веселовский. Последние уделы сев.-вост. Руси. Ист. зап., т.
XXII, стр. 106). В Синодальном списке Никоновской летописи (более ранний источник,
чем «Царственная книга», см. прим. 22) никаких известий о мятеже у царевой постели
нет.), забывше благодеяния наших и своих душь, яже отцу нашему
целовали крест и нам, еже кроме наших детей, иного государя себе не
искати: они же хотеша воцарити, еже от нас растояшеся в колене, князя
Владимера; младенца же нашего, еже от Бога данного нам, хотеша
погубити подобно Ироду (как им не погубити!), воцарив князя
Володимера. Понеже бо аще и во внешних писанных древних реченное, но
обаче прилично есть: «царь убо царю не покланяетца; но, единому
умершему, другий обладает». Се убо, нам живым сущим таковая от своих
подовластных доброхотства насладихомся: что же убо по нас будет! Та же
Божиим милосердием нам оздравившим, и тако сии совет разсыпася; попу
же Селивестру и Олексею оттоле не проста юнщ вся злая советовати, и
утеснение горчайшее сотворяти, но доброхотным же нам гонения и
разными виды умьшшяющи, князю же Владимеру во всем его хотение
утвержающе, та же и на нашу царицу Анастасею ненависть зельну
воздвигши и уподобляюще ко всем нечестивым царицам; чад же наших
ниже помянути могоша.
42
Та же собака, изменник князь Семен Ростовской, иже по нашей милости,
а не по своему достоинству,
изменным обычаем литовским послом, пану Станиславу Давойну с
товарыщи, нашу думу изнесе, нас укоряя и нашу царицу и наших детей; и
мы то ево злодейство сыскавше, и еще милостиво над ним учинили казнь
свою (Та же собака, изменник князь Семен Ростовской... над ним учинили казнь свою.
– Тайные сношения кн. Семена Лобанова-Ростовского с польским послом Довойно,
очевидно, происходили летом 1553 г., когда этот посол приезжал к Ивану IV (Сб. РИО,
т. 35, № 27). Летом следующего года он (вместе с сыном) сделал неудачную попытку
бежать за границу. Согласно инструкции, данной русским послам, ехавшим в Польшу
осенью 1554 г., на возможный вопрос о С. Ростовском они должны были ответить, что
он «малоумством шатался и со всякими иноземцы говорил непригожие речи про
государя» и что вместе с ним «воровали его племя [родичи], такие ж дураки» (там же,
стр. 453). Сходный рассказ о С. Ростовском содержится и в тексте Синодального списка
Никоновской летописи (ПСРЛ, XIII, 237 - 238: «хотел бежати... от малоумства... а с ним
ехати хотели такие же малоумы»). В приписке же к этой летописи сообщается, что С.
Ростовский затевал тайный заговор во время болезни царя в 1553 г. и что в этом
заговоре участвовали представители крупного княжья: Щенятев, Серебряный, Пунков-
Микулинский и др. (стр. 238, прим. 1). Следователями по этому делу были, согласно
этой приписке, Курлятев, Палецкий и Фуников, т. е. те самые лица, которых более
поздний источник (приписка к «Царственной книге») обвиняет в мятеже во время
болезни царя. К сожалению, мы не знаем, как изложила бы дело Ростовского
«Царственная книга», так как ее текст доходит только до 1553 г.). И после того поп
Селивестр, и с вами, своими злыми советники, того собаку почали в велице
брежеши держати и помагати ему всеми благими, и не токмо ему, но и
всему роду его. И тако убо отселе всем изменником благо время улучися; и
нам убо оттоле в большем утеснении пребывающе; от них же во едином и
ты убо еси: являнно, еже с Курлятевым сыном хотесте судити про Сицкаго
(Курлятевым сыном хотесте судити про Сицкаго.
– Этот, довольно «темный» (Соловьев,
кн. II, стлб. 151) намек царя может быть несколько разъяснен благодаря его же
замечаниям во 2-м послании Курбскому (см. стр. 209). По убедительному