Послания себе (Книга 3)
Шрифт:
– И это после всего?
– она нахмурилась.
– После всего, что он сделал?!
– Мне он не делал ничего, - по его взгляду было видно, как постепенно "оживают" для его восприятия вроде бы глухие и немые прислужницы у дверей.
– Неправда! И ты знаешь, что это не так!...
– Если уж на то пошло, то всем, что мы сейчас имеем, мы обязаны именно предательству этой шайки...
– терпеливо, как азбучную истину, пояснил он.
– Не будь этого, быть может, я никогда не смог сделать того, что сделал...
"Вот именно"...
–
– И вообще, Сетен совсем не причина. Он - следствие. Не преувеличивай его заслуг, дорогая...
– Я не понимаю, ты не видишь, что он нарочно пришел сюда, чтобы снова досаждать нам?! Я больше чем уверена, что Тессетен имеет при себе план какой-то каверзы. Без этого он просто не может жить!
– вскричала она.
– Послушай!
– Ал гневно вскочил на ноги.
– Почему ты решила, что я буду терпеть от тебя такой тон?!
– Потому что я твоя жена, - она вскинула гордую голову, потому что я - мать твоего единственного сына, который будет твоим последователем! Потому что я тоже правлю этой страной в твое отсутствие! Тебе недостаточно этих причин?
Глаза его похолодели:
– Так вот, ты ошибаешься, дорогая. Ты - женщина, и ни одна женщина не посмеет повысить голос в моем присутствии. Тебе все понятно?
– Избавься от Тессетена!
Взгляд Ала скользнул по служанкам, казалось бы и не заинтересованным спором хозяев.
– Успокойся!
– резко сказал он.
Тогда Танрэй поднялась с ложа:
– Хорошо. Я успокоюсь.
И она вышла из сектора. Ал опустил голову и удалился через другую дверь.
Дождавшись конца спектакля, ушли и служанки, очень тихо перешептываясь и хихикая.
– Еще не время, - сказал Тессетен вопросительно смотревшим на него спутникам, таким же оборванцам, как и он. Самый молодой и самый статный, в лице которого еще проглядывали черты шестнадцатилетнего Фирэ, медлил, тогда как остальные отошли от Сетена.
– Не время я сказал, сынок!
– повторил бывший экономист специально для него.
– Остуди голову, иначе не получишь удовольствия, ручаюсь... Посмотри лучше, как здесь красиво! И какое потрясающее обслуживание, мальчик мой!
– Это была... Танрэй?
– спросил доселе молчаливый юноша.
– Да. Ты тоже не признал ее в великолепной царице?
– Сетен ухмыльнулся.
Фирэ кивнул и присоединился к остальным.
Приближенные Ала с нескрываемой брезгливостью разглядывали гостей, не понимая, для чего царь приказал им обращаться с вонючими нищими как с высокопоставленными людьми. Они не имели права остановить этих полудикарей, которые, прохаживаясь по храмам, беззастенчиво пялились на святыни и даже не пытались удержать хулительных реплик и замечаний. Если бы хоть кто-то из охранников, священнослужителей или придворных обнажил оружие или хотя бы сделал замечание, царский суд вполне мог приговорить их к жестокому наказанию.
– Садись, - Ал величаво указал рукой на роскошный трон подле себя, по другую сторону возникшего из-под мраморного паркета стола с различными яствами.
– Да нет, братец, я постою, - и в ответ на вздернувшуюся черную бровь царя Тессетен прибавил: - Боюсь, знаешь ли, запачкать шикарную обивку...
– Как хочешь, - Ал собственноручно (на пальцах сверкнули драгоценные перстни) наполнил рубиновым вином две пустые чаши.
– Ты великолепен, - произнес Сетен и прошелся по огромному, залитому светом, залу.
– Не стану кривить душой, Сетен, - Ал откинулся на троне и положил ногу на ногу.
– Мы были оскорблены твоим поступком. Ты бросил нас в очень трудную минуту и...
– Братец, братец...
– качая головой, перебил его тот.
– Как быстро власть переучивает людей говорить казенным и штампованным языком! Можно, я тоже буду с тобой откровенен, пусть после этого ты и пошлешь меня куда подальше?
Ал слегка поморщился, давно отвыкнув от таких нелепых выражений, а потом в глазах его мелькнула насмешка:
– Откровенен?.. Давай!
– Ты смешон, братишка. Мы не виделись десять лет, и за это время ты обрел величье, славу и потерял то, за что я хотел стать тобой...
– О-о-о, ты хотел стать мной?
– Ал пригубил напиток. Эт-то что-то новенькое... Но я не понимаю, к чему ты все это ведешь...
– И уже не поймешь. Это ведь не мы одичали, это ты скатился к самому что ни на есть первобытному состоянию и увлек за собой нашу маленькую и ни в чем, собственно, не повинную сестренку-Танрэй. Без тебя у нее, быть может, еще был бы шанс...
– Так...
– Ал выпрямился, составил ноги колено к колену, взглянул ему в лицо, а затем встал и подошел к огромному окну. Отсюда, с высоты, была видна восточная часть Тизэ, бескрайнее плато пустыни и скала, которую недавно начал вытесывать Кронрэй в честь Паскома, которого никто не мог забыть.
– Чего тебе надо, Сетен?
В том, как он понизил голос, уже читалась угроза, но из дипломатических соображений он опять-таки не хотел выдавать своих чувств в полном масштабе.
– Ладно, братец!
– рассмеялся Сетен.
– Не серчай! Ты же знаешь, что я - болтливая сволочь. Что с меня взять? Не надо так расстраиваться...
– Не беспокойся, - Ал повернулся к нему и сложил руки на груди, - не в твоих силах РАССТРОИТЬ меня. Я спрашиваю, что ты хочешь получить, с тем, чтобы дать тебе это и больше не видеть уже никогда... Если по-честному, так по-честному, Сетен...
Экономист наконец сел и отхлебнул из своей чаши. Ал подивился, почему он, измученный голодом странник, не набрасывается на еду, а потом поставил себя на его место и согласился, что он тоже, даже в распоследнем нищенском состоянии, не стал бы этого делать.