Послания себе (Книга 3)
Шрифт:
Танрэй видела, что мужчин становится все меньше, их место занимают женщины-туземки, которые несмотря на свою генетическую агрессивность воевать не умели в принципе. И тогда она отдала ребенка девушке-переводчице с просьбой позаботиться о нем, а сама взяла копье погибшего Ишвара-Атембизе и встала рядом с Алом. Астрофизик так вымотался, что даже не заметил этого и не прогнал ее. Впрочем, даже если бы и заметил, Танрэй никуда бы не ушла.
Когда начало смеркаться, они все-таки отбились и заработали некоторую передышку, ожидая возвращения отброшенного врага или появления нового.
Раненная в плечо и в бедро, Танрэй сидела на краю повозки и ждала, когда Паском обработает более тяжелые увечья спутников. Ала не было, и никто не мог сказать, куда он подевался: то ли попал в плен, в чем женщина сильно сомневалась, то ли был загнан в пустыню и погиб там.
Разбухшая грудь ныла: ей пора было кормить, но, слава Природе, Кор спал и не видел всего этого ужаса. К этой тянущей боли примешивалась острая боль в разрезанном плече и нудная, тупая - в рассаженном бедре. Наконец кулаптр подошел к ней.
– Что у тебя, девочка?
Она показала ему раны. Он кивнул:
– Ничего, заживет... Слушай-слушай, девочка, я хотел бы, чтобы ты научилась тому, что умею я... Может статься, что не все время я смогу быть возле вас...
– Тоже собрались в плен к кочевникам, Паском?
– усмехнулся Зейтори, который оказался в повозке только потому, что копье противника продырявило ему живот и лишь чудом не разорвало внутренние органы.
Целитель что-то шепнул на ухо жене Ала, а затем принялся штопать рану на плече. Она даже не морщилась, и Зейтори знал, почему. Может быть, Танрэй и научится этому когда-нибудь. Только не в этой жизни.
– А на бедре нужно лишь промыть и наложить повязку... спокойно объяснял Паском, проделывая все то, о чем говорил.
– А теперь-теперь, идем-ка со мной, дочка...
Тут в небесах затрещало, и на землю полил сильный дождь...
Ливень обрушился стеной. Лежавший на песке Ал поднял голову и поглядел на черные тучи, спрятавшие блеклую половинку Селенио. Теперь он понял, что сегодня они все умрут, потому что после ливня враги со свежими силами набросятся на изможденных путников.
– Нат, мой верный Нат! Если бы ты мог меня слышать, дружище!
– простонал он, вытирая лицо от размытой дождем крови, ибо повязка уже пропиталась насквозь. Холодные струи бередили рану надо лбом.
– Я здесь, хозяин, - произнесло вдруг что-то как бы со стороны.
– Хранитель мой, неужели ты... понимаешь?
– Я здесь, хозяин.
– Помоги мне, Натаути-Хранитель! Помоги, ты ведь знаешь, я не воин...
Ответа долго не было. Ал провел ладонью по мокрому лицу. Может быть, ему это показалось, ведь до сегодняшней ночи волк ни разу не проявлял себя - ни в стычках, ни во снах...
– Я помогу тебе, хозяин. Только... не придется ли тебе потом пожалеть о моей помощи?
– Если ты не сделаешь этого, погибнут все, кого мы с тобой любим...
Снова наступило долгое молчание.
– Так тому и быть, - проговорили наконец не то изнутри, не то со стороны.
– Но помни...
Волна горячей энергии подбросила Ала с песка. Он физически ощутил, как загорелись его глаза, обострился нюх, а в кромешной тьме высветились те предметы, которые он не различил бы сейчас и с двух шагов. Он встряхнулся, сбрасывая с себя лишнюю воду, и только боль в ране на голове отрезвила его.
Волна улеглась, и только бешеная ярость понесла молодого человека назад к становищу.
Сигнал бедствия последовал, едва ливень пошел на спад. Все, кто мог держаться на ногах, вскочили, но уже никто не верил, что выжить удастся и на этот раз. Легких побед не бывает, это знали все. Но почему с ними? Почему Природа не наделила их отчаянной храбростью и харизмой зверей?! Это жестокий промах со стороны Всеобщей Матери...
Тантори вскочил на гайна. Если Ал погиб, за главного будет он.
Астрофизик вынырнул из темноты, как туземный дух зла. Глаза у него были бешеные.
– За оружие!
– рыкнул он, глядя сразу на всех.
Гайна в ужасе заплясала под Тантори. Один из оританян, бывший "габ-шостер", чудом не сбежавший вместе с Тессетеном и Солонданом, бросил копье и в страхе попятился. Ал уставил на него горящие глаза:
– Подними! Подними и стань рядом!
Оританянин затряс головой, споткнулся.
– Ты не будешь с нами?
– Ал развернулся и всадил свой атаме ему меж ребер.
– Кто еще не будет с нами?!
Мертвое тело соскользнуло с лезвия и стукнулось о мокрую землю.
И тогда повставали даже те, кто уже не надеялся встать. Танрэй в ужасе смотрела на зверство, учиненное мужем. О, Природа! Она мало знала его!
– Вперед!
– заорал Тантори, спихивая с гайна кого-то из своих солдат и железной рукой разворачивая ее для Ала.
Тот с разбега вскочил на спину животного, хотя ездил плохо и едва держался на попоне. Тантори с восторгом посмотрел на него, завизжал, поднял свою гайна на дыбы и ринулся на врага...
Бой был жестоким, но очень коротким. Дрались в основном Ал и Тантори, но казалось, что и вдвоем они разнесли бы в щепки и клочья не один десяток врагов.
Ал повалился и заснул, едва спрыгнув на землю. Во сне он, кажется, звал кого-то, кричал... И только перед пробуждением услышал голос того, ради кого метался всю ночь:
– Не зови меня больше никогда, хозяин. Я умер...
И астрофизик проснулся в повозке. Спутники с опаской взирали на него, и... ему понравился этот страх. Маленький Кор, которому было уже почти восемь лун, выбрался из повязки на груди матери и ползал по нему с радостным воркованием, тыкая пальчиком в кровь, усаживаясь на попку и с изумлением рассматривая непонятную, но яркую и красивую жидкость. Затем он незамедлительно совал ручонку в рот, и никто не осмеливался остановить ребенка и подойти к спящему отцу. Ал поймал его, и мальчик, думая, что с ним играют, в упоении завизжал и засмеялся. Но отец протер ему рот мокрым и грязным рукавом, на короткий миг прижал к себе, а потом подтолкнул под бок матери.