После конца
Шрифт:
— Куда теперь? — спрашиваю я, надеясь, что спокойный тон поможет нам выбрать путь. Сейчас она задает курс. Я смотрю, как она отмечает положение солнца и смотрит на обе стороны дороги.
— Эта дорога ведет с севера на юг, — говорит она, — не знаешь, как нам свернуть на юго-восток?
— Ну, если тебе удастся включить мой Айфон, сможем найти дорогу с помощью GPS, — говорю я.
Она смотрит на меня так, словно я заговорил на китайском языке. Вспомнив путаницу с Эл. Эй.*, я спрашиваю:
— Что из сказанного
— Включить, Айфон, GPS, — отвечает она.
(Эл. Эй. (англ. L.A.) — Лос-Анджелес, также известен как L.A. и City of Angels — Город Ангелов. Город в США на юге штата Калифорния, находящийся на берегу Тихого океана.)
Я объясняю на свой выбор:
— Глобальная Система Позиционирования. — Она качает головой. По напряженным мышцам лица видно, чего ей стоило признать свою неосведомленность.
— Откуда же ты, если даже не слышала о GPS? — спрашиваю я, в надежде услышать что-нибудь об Аляске, или узнать побольше о ней самой.
— Нет времени на разговоры, — отвечает она, — езжай по этой дороге. Объясню по пути.
Мы выезжаем на дорогу и движемся на юг. Через несколько минут я возвращаюсь к прежней теме:
— Я так понимаю, ты не можешь включить мой телефон.
Джуно на меня не смотрит, а обеспокоенно поглядывает в окно и на спидометр. Я жму на газ, она немного расслабляется и отвечает:
— Из Аляски.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что она вернулась к предыдущему разговору, и я подхватываю:
— Но на Аляске должны знать о GPS, среди такой-то глухомани, в этой…тундре, или чего там у вас.
Она обдумывает это секунду.
— Я жила в небольшой общине, расположенной в стороне от больших городов. Когда ты, считая меня близкой к природе, назвал "любительницей натур-продуктов", ты был недалек от истины. Там были только природа и мы.
— Уверен, ты видела по телевизору… — начинаю я.
— У нас не было телевизора, — перебивает она меня, — и электричества, собственно, тоже.
— И жила ты там…
— Всю свою жизнь, — заканчивает она.
Пока я пытаюсь обмозговать это, мне приходит на ум, что в таком свете она особо и не кажется сумасшедшей. Если ее вырастили в каком-то обществе бродяг непонятно где — неудивительно, что она странно вела себя в Сиэтле.
Я вижу, как она возится с окном, пытаясь просунуть ногти над верхним краем стекла, будто бы думая, что сможет, надавив, опустить его.
— Около дверной ручки есть кнопка, — говорю я, секунду она дергает кнопку контроля туда-сюда, пока ее окно не опускается вниз, и она не высовывает голову наружу так, что холодный утренний воздух хлещет ее по лицу.
— Что? И машин у вас тоже не было? — спрашиваю я, вспоминая, как она вчера вылетела из еще движущейся машины и забыла закрыть дверь после того, как вернулась в нее.
Она кивает головой.
Я смотрю на нее скептически:
— Как же вы передвигались?
— На нартах, — отвечает она, будто это само собой разумеется. — Конечно, к ним прикреплялись колеса, когда на земле не было снега.
— Понятное дело, — отвечаю я, приподняв бровь. Она приглядывается ко мне, чтобы понять, не подкол ли это. Но я улыбаюсь со всей доброжелательностью, на которую способен, и ее сжатые губы растягиваются в ответной улыбке.
Честно говоря, когда она не хмурится, то производит гораздо лучшее впечатление. То есть, эта стрижка, конечно, делает ее похожей на шизанутую эльфийку, но это определенно прогресс, по сравнению со злобной гномихой, насаживающей на вертел тушки мертвых животных.
— Так почему ты уехала? — осторожно спрашиваю я, и, чтобы разрядить обстановку, добавляю: — раз уж мы выяснили, что дело не в ненасытной тяге к Биг-Макам.
Джуно кладет голову на подголовник, как будто длинные фразы ее утомляют. Она разговаривает меньше, чем любая из моих знакомых. Неловкое молчание ее не смущает. Не уверен, знает ли она вообще, что такое неловкость. Она как робот. Или старушка.
Потом она глубоко вздыхает:
— Как я и говорила, я ищу отца. Он пропал. И не только он, похитили всю мою общину.
— Что? Зачем? — спрашиваю я, хотя сам при этом думаю: «Стоп, Майлс. Это просто очередные бредни».
Но она выглядит такой искренней, что я решаю на несколько минут отбросить сомнения. Даже если она несет полнейшую чушь, то, безусловно, верит в то, что говорит.
— Если честно, понятия не имею, — отвечает она, — но не будь я тогда на охоте, меня бы тоже забрали.
Ее взгляд перемещается на заднее сидение, и я вижу, что она положила заряженный арбалет на расстоянии вытянутой руки. Я решаю не обращать внимания на то, что еду в одной машине с вороном-переростком и опасным оружием за спиной, а извлечь выгоду из того, что она, наконец, разговорилась, чтобы в дальнейшем я мог на нее давить.
— Значит, ты думаешь, что парни, похитившие твоего отца и остальных, преследуют тебя? И они, — не верится, что я собираюсь это сказать, — послали птицу шпионить за тобой? — В зеркало заднего вида я вижу, как ворон вьёт из моей скомканной футболки гнездо.
— Они…и мой старый наставник, — говорит она, почти шепотом.
— Твой наставник? — искренне удивляюсь я, потому что не имею ни малейшего понятия, о ком она говорит.
У неё такое выражение лица, словно она какая-то плакса, которая вот-вот разрыдается. Но, слава богу, она не плакса. Стиснув зубы, и снова выглянув в окно, она смотрит на небольшую лачугу с садом, рядом с которой, развеваясь на ветру, хлопает огромный американский флаг. Словно отдыхая от какой-нибудь сумасшедшей ночной коровьей вечеринки в честь Дня независимости*, под ним крепко спят коровы.