После конца
Шрифт:
— Так почему бы тебе самому не поговорить с ней, Майлс? Со мной она точно разговаривать больше не станет. Даже в сторону мою не глянет. Но у меня нет ни тени сомнения, что формула Амрита где-то в её голове. Хотя она об этом и не знает, так как не понимает, что это. Мы должны сделать всё, чтобы завоевать её расположение. Только доверяя нам, она будет говорить. В этот самый момент я ненавижу своего отца. Его деловую сущность, готовую договориться о чём угодно, чтобы добиться желаемого. Его людская сущность отключается, пока его предложение не поддержат, а затем он — возможно — снова поведет себя как живой участливый человек. Но знаете что? Я тоже не лыком шит. — Допустим, она заговорит, но какая ей с этого радость? Ты бросишь все силы на поиски её родных? — спрашиваю я. — Все доступные мне силы и средства, — обещает он и смотрит так искренне, что лишь очень сильно приглядевшись, я замечаю подергивание в уголке его глаза, выдающее ложь. Я на мгновенье запинаюсь, обдумывая, что делать дальше. Нужно убедить его, что я купился.
— Спасибо. Это единственное, чего она хочет. Я попробую убедить ее поделиться информацией, пап. Уверен, со мной она поговорит. — Вот и молодчина, — говорит отец, похлопывая меня по плечу, — что угодно, любая мелочь может оказаться крайне важной, даже если она этого не осознаёт. Только…в общем, будь поаккуратнее, сынок. Ты не представляешь насколько она для нас важна. Черными волнами накатывает на меня омерзение, но отец провожает меня из комнаты полным оптимизма взглядом. Я столько всего хотел бы ему сказать. Задеть за живое. Но, прикусив язык, я направляюсь в «гостевую», посмотреть, что можно сделать, если вообще можно. В комнате ничего не изменилось со дня маминого ухода. Здесь они с папой жили, пока её в первый раз не забрали в больницу. Затем папа переехал в другую комнату. А мама вообще уехала. В горле стоит ком. Последние несколько лет я обходил её стороной. Но здесь, согнувшись калачиком под одеялом, спит Джуно. Над одеялом виднеется только черный ежик волос и болезненно-бледное лицо. Сиделка читает книгу, сидя в кресле в уголке, но, увидев меня, поднимается с места. — Отец хочет, чтобы я с ней поговорил, — я шепотом обращаюсь к женщине. Она кивает и выходит, оставляя дверь открытой. Запершись, я осторожно присаживаюсь к Джуно на кровать. Мне хочется к ней прикоснуться, но кто знает, как она на это отреагирует.
— Джуно, — зову я, и она открывает глаза, — это я, Майлс. Ты в порядке? Она, закусив губу, мотает головой в знак отрицания- Что случилось? — спрашиваю я. — Чем отец так тебя расстроил? Она закрывает глаза и со вздохом произносит:
— Твой отец полагает, что моя звездочка, как и у остальных детей нашей общины — генетическая аномалия. Мутация, вызванная приемом нашими родителям некого сильнодействующего препарата. Препарата, который он и ищет. Под названием «Амрит». — А ты что об этом думаешь? — осторожно спрашиваю я. Она рукой смахивает слёзы с глаз и снова вздыхает. — Звучит правдоподобно, — наконец отвечает она, — и это еще одно подтверждение тому, какая паутина лжи окутывала нас с рождения. Я — результат мошенничества. Вся моя жизнь — тщательно спланированный нескончаемый обман. Твой отец думает, что я и вся моя община были частью исследования препарата, проводимого Уитом. Я не знаю, что сказать и просто беру её за руку. Рука холодная, и я принимаюсь растирать её ладонями, пока Джуно говорит. — Я ведь уже почти разобралась, во что верю, — продолжает Джуно, — но после слов твоего отца не знаю, что и думать. Я вернулась к исходной точке. Я снова абсолютно растерянна. Даже сильнее прежнего. Она опускает веки. — Ты, вообще, как себя чувствуешь физически? Идти сможешь? Джуно резко открывает глаза.
— А что? — Я ведь должен выполнить обещание, — говорю я, — вроде как доставить тебя на Дикий Запад, чтобы ты смогла отыскать свою семью, если мне не изменяет память. Хоть твой отец и врал тебе вместе с остальными, они всё ещё — твоя семья. Их всё ещё нужно найти. В пустых глазах Джуно опять зажигаются огоньки, а её губы расплываются в улыбке. Пододвинувшись ко мне, она кладет голову мне на плечо, и я крепко сжимаю её в объятиях. Через некоторое время она немного отстраняется, чтобы взглянуть мне в лицо, и нежно обводит кончиками пальцев мои глаза, нос и губы. Мы так близко друг к другу, что я чувствую её теплое дыхание, и вот она чуть приподнимает голову, чтобы соприкоснуться со мной губами. И целует меня. Её прикосновения нежнее цветочных лепестков. Она пахнет лимонными леденцами, оставленными сиделкой в вазочке у кровати. Этот поцелуй не такой сумбурный и жадный, как предыдущий. Это неторопливый поцелуй, сулящий большее. Чего бы мне как раз и хотелось: больше Джуно, больше времени. — Надо вытащить тебя отсюда, — говорю я, с трудом от неё отрываясь. — Я ждала этих слов, — отвечает она.
— Скажу отцу, что ты слишком устала для разговоров, — объясняю я, — что через несколько часов попытаюсь ещё раз. Я приподнимаюсь с кровати, но она хватает меня за руку, останавливая:
— Майлс? Я вопросительно поднимаю бровь. Сохраняя абсолютно бесстрастное выражение лица, она произносит:
— Хоть ты и не способен развести мало-мальски приличный костер, а в дикой местности не выживешь и десяти минут, никого другого я не хотела бы видеть рядом в такой момент. Ты — тот, кого бы я взяла с собой на необитаемый остров. И улыбается.
Я смеюсь.
— Хоть ты и способна убить меня пятнадцатью разными способами с помощью столовой вилки, и несмотря даже на барбекю из зайца, ты тоже мне нравишься, Джуно. Так что пора нам уже свалить отсюда и рвануть в Нью-Мексико. — Отличный план, — говорит она.
Я встаю и, склонившись над кроватью, целую её в лоб. Её сжатые губы растягиваются в улыбке, и я чувствую облегчение. Она оклемается. Отец ждет в своём кабинете с маской «заботливого папочки» на лице.
— Она что-нибудь сказала? — выжидающе спрашивает он. Он, похоже, не догадывается, что я раскусил его притворство. Что ж, вранью мне таки было у кого поучиться. Я напускаю на лицо выражение озабоченности и досады.
— Она была слишком измотана, чтобы разговаривать, — говорю я, и он сразу меняется в лице, — но обмолвилась, что ты назвал её глаз генетической мутацией.
Отец кивает, ведет меня на кухню и достаёт из холодильника бутылку яблочного сока. Затем наполняет два стакана и делает глоток. — Глаз этой девочки — действительно мутация, и если у всех детей в её общине, как она утверждает, глаза такие же, значит, их родители сделали что-то, повлиявшее столь сильно на их детей. — И ты считаешь, что здесь не обошлось без некоего препарата? — Я слышал, что группа экологов работала над препаратом, который должен был решить проблему животных, находящихся под угрозой исчезновения. Помочь вымирающим видам противостоять болезням. Они испытывали его на себе и обнаружили, что не подвержены никаким болезням. Это продолжалось около года — думаю, месяцев девять — пока они не выявили воздействие препарата на внутриутробное развитие плода. И когда они поняли, чего добились, сбежали из Америки и начали вести скрытую жизнь в изоляции. — Просто, чтобы спрятать глаза своих детей? — с сомнением спрашиваю я. Отец ставит стакан на стол и окидывает меня пристальным взглядом.
— Полагаю, поначалу они толком не знали, чего достигли. Но когда поняли, что перестали стареть, решили остаться.
— Так вот что такое Амрит, — говорю я, подтверждая теорию, возникшую после того, как я увидел Уита собственными глазами, — это препарат, останавливающий старение. — Если вдаваться в формальности, Амрит не останавливает старение полностью. Но очень сильно замедляет его, по крайней мере, так утверждает доктор Грейвз. Это — священный Грааль. Источник молодости. Им удалось победить смерть. Я смотрю на отца, и алчное выражение на его лице вызывает во мне отвращение.
— Я не только считаю это бредом сумасшедшего, — говорю я, — но и думаю, что ты останешься в дураках. Отец поднимает палец, словно чтобы пожурить меня:
— Хочешь верь, а хочешь нет, но это правда. Я видел результаты испытаний. Я лично виделся с мистером Грейвзом. Я знаю возможности этого препарата, Майлс. И Блэквел Фармасьютикалс запатентует его.
Он разворачивается и уходит. Я этого не допущу. Услышав звук закрывающейся двери, я бросаюсь в гараж и принимаюсь убирать в машине, оставляя в багажнике туристические принадлежности. Они нам понадобятся. Надеюсь скоро.
Глава 60
ДЖУНО
Гул в ушах, наконец, прекратился. В глазах прояснилось, но я всё ещё чувствую себя разбитой. Последний поход в туалет закончился тем, что сиделке пришлось помогать мне идти. Ноги, как резиновые.
Никто так и не понял, что со мной случилось. Медработник сказал, что это был обычный обморок, или паническая атака, вызванная переживаниями последних дней. Мне ясно только одно: когда мистер Блэквел заговорил о взрослых, принимающих препарат, и детях с мутациями, что-то во мне оборвалось. Возможно потому, что в этом был смысл. Возможно потому, что я не хотела, чтобы это было правдой. Община врала нам постоянно. Мы — подопытные детишки. От одной этой мысли меня выворачивает наизнанку.