Последнее лето ярла Ульфа
Шрифт:
— И кто именно? — осведомился я.
— Да все! — расстроила меня Заря.
— Это потому, что ты красотка, — ухмыльнулся я. — А еще они знают, какая ты страстная. Все знают… кроме меня.
— Почему кроме тебя? — насторожилась Заря.
Самооценка у нее высочайшая. Но не в области личных отношений. Потому что перед ее внутренним взором непрерывно маячит Идеал. Гудрун.
— А потому что у меня очень плохая память, — сообщил я, взявши ее обеими руками чуть пониже копчика. — И тебе придется как можно чаще об этом напоминать.
— Может, прямо сейчас? — Заря
— Что? Прямо здесь?
Мы стояли на берегу и наблюдали за тем, как упряжка из двадцати лошадей аккуратно протягивает по каткам установленный на специальные санки-волокушу кнорр.
— Можно и здесь, — Заря лизнула меня в губы. — Но лучше там, — она показала на кнорр. — Там есть тень и ветерок приятный.
— А еще там люди, — заметил я.
— А мы их выгоним, — еще одна улыбка. — Пойдем, муж мой. Пока они дотащат корабль, а успею дважды напомнить тебе, какая я страстная!
— Только дважды? — ухмыльнулся я, прижимая ее теснее.
— А куда нам торопиться? — И лизнула меня еще раз.
Глава двадцать вторая, в которой Ульф Хвити в очередной раз убеждается, что предавший однажды предаст снова
Прошло три дня. Без каких-либо интересных событий, если не считать припозднившегося вестника о падении предыдущего гарда. Вестником оказался тот самый печенег, который предлагал мне уступить ему Зарю. Печенег настолько торопился, что его коняшка сломала ногу, угодив ею в сусличью нору, так что большую часть пути ублюдок отмахал пешком. Вернее, отковылял. Ходоки из степняков так себе.
Но молодец. Добрался.
И был очень удивлен, повстречав не своих соплеменников, а конный дозор варяжат. Они его и доставили на «базу», прописав заодно лекарство от проворства: стрелу в ляжку. Стрелу из печенега вынули, и поскольку ничего интересного он сообщить не мог, то, по совету Фроста, копченого (таково было собирательное прозвище всех печенегов в Киеве) отправили домой, к родным кочевьям. В лучших печенежских традициях. То есть пешком и избавив от всего, кроме исподнего. А поскольку исподнего у печенега не имелось, то с одной лишь повязкой на простреленной ноге.
Судя по роже ухромавшего в ковыль печенега, он ожидал худшего. Но у меня в тот день было отличное настроение. И было оно таковым еще целых два дня. А потом на реке вместо ожидаемых лодий и драккаров Рюрика появились торговые насады, принесшие неожиданные новости. И как только я их услышал, настроение резко испортилось.
А новости были такие. Взятый нами несколько дней назад гард оказался покинут. Но что куда неприятнее: за сутки до этого купцы встретили флот князя Рюрика. И флот уходил вверх по Днепру.
Рюрик нас бросил.
Через час я собрал хольдов для совета.
— Я выпущу ему кишки! — прорычал Медвежонок. — Закончу работу, которую не доделал Змееглазый!
Когда-то мой брат ходил под парусом с Красным Соколом и безмерно уважал того, чьим гербом он был. Теперь от уважения и следа не осталось.
— Может, что-то случилось? — осторожно предположил Витмид, который тоже когда-то был хирдманом тогда еще не князя Рюрика, а Хрёрека-ярла, славного викинга и потомка самого божественного Ингве[1].
— Случилось. Честь где-то потерялась! — поддержал моего брата Стюрмир.
Еще один бывший Хрёреков хирдман Оспак Парус тоже буркнул что-то неуважительное в адрес прежнего вождя. Кажется, с престарелой шлюхой его сравнил.
Но каковы бы ни были мотивы и сексуальные привычки Рюрика, это нам вряд ли поможет. Надо решать: что делать дальше? Следовать прежнему плану, то есть попытаться произвести коварный захват очередной заставы, было глупо. Тем более, по словам Фроста, с которым я успел поговорить чуть раньше, там была не просто застава, а гард покрепче того, который мы взяли накануне. И размещалось в нем минимум полсотни хузар и втрое большее количество печенегов. Более того, там было место впадения в Днепр какой-то речки, вдоль которой шла дорога к какому-то крупному селению, а оттуда чуть ли не к самой столице Хузарского каганата. В последнем, впрочем, Фрост был не уверен. Слухи слышал, но не более. Но место знал хорошо. По его словам, там даже имелось что-то вроде ярмарки на здешний лад. Причем с большими таможенными льготами для тех, кто спускался по реке.
— Надо возвращаться! — заявил братец. — Мне не терпится посмотреть в глаза лисице!
— Всем хочется, но, думается мне, с этим стоит повременить, — заметил Витмид.
— Это почему? — вскипел Медвежонок.
— Мы, Сваресон, не пустые идем, — напомнил Витмид. — У нас полным-полно отменного товара. Повезем его обратно, туда, где в беличьи шубы бонды жен наряжают?
Медвежонок задумался. Витмид задел главное чувство настоящего викинга. Жадность. Опять-таки напомнил о нашем прежнем плане. Спуститься до моря.
— Бури? — Я повернулся к нашему эксперту по данному региону.
Но тот лишь головой качнул. Не советчик.
Неожиданно вмешался Фрост. Этот словно в голову мне заглянул.
— А пошли до моря! — азартно предложил он. — Путь я знаю. Хоть до самого Корсуни проведу![2] На таких кораблях по этому морю ходить — милое дело.
Ну да. Поглядел на здешние купеческие «однодеревки». Набор брусьев и досок, собранный вокруг еще одного бруса-киля. Наши драккары, правда, тоже «однодеревки» по местным понятиям, поскольку кили у них тоже вытесаны из цельных дубовых стволов. Но сравнивать их — это как жеребца французского шевалье сравнить с пузатой клячей франского крестьянина.
К сожалению, у этого плана был минус. Один, но очень большой. Он строился на том, что Рюрик хотя бы на месяц возьмет под контроль днепровскую акваторию.
Тащить корабли по волокам, гадая — опознают нас хузары или нет?
Мнения разделились. Часть считала, что стоит рискнуть. Не узнают. Часть полагала, что оно того не стоит.
— Чтобы торговать с ромеями, не обязательно плыть к ромеям.
Это Бури разомкнул уста. И, как всегда, четко по делу.
Я мог бы и сам сообразить. Не только наши купцы плыли вниз по Днепру. В обратную сторону тоже имелся немалый трафик.