Последнее лето ярла Ульфа
Шрифт:
Уверен: если я спрошу с него за пакость с днепровскими заставами, у него найдется подходящее объяснение. А может, он и объяснять ничего не станет, а просто спросит: чем ты не доволен? Твой хирд со тобой, и добычу вы взяли немалую. А что у хузар возникнут претензии, так не к тебе же, а к киевскому князю. А что тебе до него? Пусть спрашивают.
И мне нечего будет возразить.
Да, девушку обманули и поимели. Но она, во-первых, сама вызвалась, во-вторых, получила удовольствие, а в-третьих, еще и колечком красивым разжилась. Какие претензии?
Помнится, в прошлой жизни я сталкивался с таким понятием: рискованные вложения. Те, за которые полагается больший процент. Но только в том
Но не будь я ярл Ульф Хвити, если хитроумный Рюрик не заплатит мне мои проценты за риск. А еще не зря интуиция подсказала мне, что стоит задержаться в Киеве. Теперь я знаю, чего я жду.
Хузар. И их претензий. Глядишь, получится перевести стрелки на истинного виновника безобразий. Любопытно же, от кого напакостивший чужими руками Рюрик на север сбежал.
Главы 26–27
Глава двадцать шестая, в которой Ульф Хвити теряет друга
В неделю мои с ремонтом не уложились. Но я не торопился, и Аскольд нас тоже не гнал. Исправно выдавал «суточные», в которые входил не только паек, но и выпивка. Немного. Примерно по стакану на брата. Но мои хирдманы — люди не бедные. И даже не богатые. Они — очень богатые. Впрочем, Киев — такое место, где деньги улетают, как пух с одуванчиков. Вечерами в нашем лагере становилось тесно от желающих что-то продать. Еду, выпивку, оружие, собственное тело, лихую песенку. Они бы и покупали тоже, но я запретил. Собрал хольдов и напомнил о том, сколько стоит стеклянный кубок или эмалевая брошь здесь, а сколько за нее дадут в Роскилле. Хольды, в свою очередь, напомнили бойцам. Так что все попытки местных маркитантов выцыганить задешево воинскую добычу стали бессмысленными. Ну а если какая-нибудь особо услужливая девка и выпросит у храброго нурмана сувенир, так это мелочь.
В общем, вечером у нас было весело. Но это уже с наступлением темноты. Потому что в светлое время бойцы впахивали серьезней здешних обельных холопов. Учения, тренировки, обслуживание «техники», то есть боевых кораблей, подгонка снаряжения… Правильный десятник всегда найдет, чем занять подчиненных. А правильный викинг не позволит себе лентяйничать. Пусть те же франки и зовут нас разбойниками, но, в отличие от разбойников, которые либо грабят, либо бездельничают, викинги — воины. Даже когда сидят вокруг костра и потягивают пиво, тоже зря время не тратят. Слушают. Запоминают. Осмысляют. Потому со временем самые недалекие громилы вроде Стюрмира под завязку напитываются чужим опытом, в который входят не только навыки эффективного смертоубийства, но языки, обычаи, правильное обращение. Опять-таки торговая информация. И мореплавание. О последнем всегда говорят много. И помногу. И слушают каждый раз внимательно, хотя на память тут мало кто жалуется. Например, историю о том шторме, который погубил Рагнаров флот, я рассказывал уже раз двадцать. В мельчайших подробностях. И каждый раз все, даже мелкие сёлундские дренги, даже простоватые лесовики-кирьялы слушали и впитывали. А как иначе? Раз ты выжил там, где другие отправились в сети великанши Ран, значит, ты действовал правильно. И кто знает, может быть, вот этот безусый кирьяльский отрок со смешным прозвищем Желудок когда-нибудь поведет свой драккар вдоль северо-восточного побережья Англии в такую же скверную погоду и знание о коварстве тамошнего течения спасет его корабль?
А еще я заводил связи. Поначалу здешние бояре и прочие важные персоны относились ко мне с опаской. Братец-отморозок подгадил. Но как раз где-то через недельку местные шишки к нам присмотрелись, поняли, что с нами можно сотрудничать, и нас
Я не спорил. Знал: протрезвеет «нурманоненавистник», вспомнит, что наболтал, — прибежит с подарком и истовой просьбой не принимать всерьез. Шутил он, ничего более.
Я извинения принимал и даже отдаривался какой-нибудь… свистулькой. Чисто символически. Мол, извинения приняты.
В общем, все занимались делом. Кто — боевкой, кто — ремонтом, кто — снабжением. А я вот — политикой.
То есть я так думал. А на самом деле настоящая политика началась только тогда, когда пришли хузары.
—…Суртан-тархан! Голос Великого Хакана! Низвергающий врагов! Возлюбленный Господа! Страх неправедных!
Именно так. С восторгом и трепетом. И не только толмач, переводивший титулование хузарского предводителя, но и собственный, тарханов, глашатай.
— Тархан — это не просто воевода, — пояснил мне чуть раньше подумывавший об обрезании свей Фроди. — Тархан — это великий конунг. Победитель. Благороднейший. Выше тархана только большой бек и сам великий хакан Хузарии. Суртан-тархан здесь — это великая честь и великий страх.
Насчет чести не знаю, а касательно страха — согласен. Две тысячи элитной хузарской конницы, примерно столько же вспомогательной конницы угров и почти пять тысяч разноплеменного союзного войска. Такой кодле дружина князя Аскольда — на четверть часа работы. Да и три такие дружины проблемы не составят.
Глянешь разок на этакое конное море, и согласишься. Пугает. Сойдись с такими войско Рагнара, с которым он воевал франков, не берусь угадать победителя. Нет, Рагнар бы точно не проиграл. Но не факт, что этот тархан признал бы себя побежденным.
Для того чтобы привести к повиновению Киев, такая мощь точно избыточна.
Тем более Аскольд, как выяснилось, тоже был встроен в иерархию Великой Хузарии. Числился хаканом здешних земель. Одним из тех, кому Великий Хакан дал право на подобное титулование. Не какой-нибудь тудун-наместник, а более-менее автономный правитель с правом наследственной передачи власти. Что-то вроде младшего князя.
Будучи хаканом, Аскольд имел право не падать ниц перед представителем верховной власти, но склонить голову обязан. Не перед тарханом, который мог при необходимости втоптать его в землю, как матерый тур — возомнившего о себе дикого кота, но перед «голосом» повелителя всех хузар.
Аскольд и поклонился. И сказал, что положено в таком случае. Как там Фроди говорил: «мой дом — твой дом, мой скот — твой…» и так далее.
Пригласил, угостил. Причем всех. Припасы хузарской армии подвозились даже не телегами — поездами[1]. И это было правильно. Иначе этакая орда разорит округу похуже саранчи.
Младший командный состав и рядовых кормили прямо в поле. Сотников и приравненных к ним усадили за столы на подворье детинца. А наивысших — в главном пиршественном зале. Число посадочных мест внутри было ограничено. Но сотни три вполне помещались. Так что помимо степной аристократии и собственно князей киевских за стол пригласили и кое-кого из киевских бояр. В частности, того же Фроди. А еще позвали меня. Причем не одного, а с двумя спутниками, коих я мог выбрать по собственному усморению.