Последнее лето ярла Ульфа
Шрифт:
— Против Рюрика с такой дружиной много не навоюешь, — заметил я. И уточнил: — Получается, Смоленск теперь Скульд держит?
— Смоленск — Скульд. А земли окрест — Бирнир-ярл.
— Бирнир? Берсерк? — уточнил я на всякий случай. Еще недавно Бесстрашный ярлом не был.
— Он, — подтвердил Дир. — Скульд его не трогает. Боится.
И вздохнул.
«А ведь он молодой совсем, князь Дир», — внезапно сообразил я. Лет двадцать пять, не больше. Мне почему-то казалось, он старше. Обманулся осанистым не по годам видом.
И что это меняет? Не знаю. Может, и меняет. Может, помочь с похищением Зари его попросту уговорили? А он и не возражал. Небось в те времена он обо мне и не слыхал.
— Бирнира бояться не надо, — сказал я, прожевав и запив красным. — Но опасаться стоит. Хотя мой брат, пожалуй, опасней.
— А ты опасней своего брата? — Дир изогнул бровь.
Я засмеялся.
— Конечно. Я ведь старший.
Так сказал, чтобы не понять было: шутка или всерьез.
— Хочу с тобой дружить, — сообщил Дир.
— Против Рюрика?
— Просто дружить, — он протянул открытую ладонь. — Примешь?
Нет, он не викинг. Его ладонь — не гладильная доска гребца, а вполне нормальная. Мозоли только от оружия.
— Отчего ж не принять! — я хлопнул по его руке своей. — Только учти: здесь я вольный ярл, а у людей Севера — человек Ивара Рагнарсона. Если вдруг так выйдет, что по разные стороны щитов окажемся, не обессудь.
— Слыхал я о Рагнаре. И о сыновьях его тоже слыхал. Но никогда — от того, кто с ними в одном строю стоял. Люди Скульда много о них рассказывали.
— Вот кто настоящие храбрецы, — усмехнулся я.
— Почему же?
— Потому что и Скульд, и люди его еще недавно были людьми Сигурда Рагнарсона. Если он узнает, что они нарушили клятву, он очень рассердится.
— И придет сюда? — с надеждой спросил Дир.
А вот этого нам точно не надо.
— Если Рагнарсон придет сюда, Скульд умрет очень неприятной смертью. Но поверь: если тебя сведет судьба с Сигурдом Змееглазым, ты будешь скорбеть о временах, когда в Смоленске сидел Скульд. Но скорбеть ты будешь недолго.
— Зачем Рагнарсону меня убивать? Я же ему не враг.
И впрямь молодой. Как он только Смоленском рулил, такой наивный.
— Потому что у Сигурда имеются свои ярлы и конунги, чтобы править Гардарикой. Другие ему не нужны. А это значит: их не будет. Ни тебя, ни Рюрика, ни твоего брата… Никого.
— Он настолько силен? — засомневался Дир. — У моего брата сильная дружина.
— Он настолько силен, что, когда отправил сюда Скульда с хирдманами, сила его почти не изменилась.
Задумался. Правильно. Нечего здесь делать Рагнарсонам. Пусть Англию потрошат.
— Принеси еще вина, — велел Дир отроку. — И мяса тоже. Что-то я проголодался. Друг мой Ульф, расскажешь мне о Рагнаре?
— Расскажу, почему бы и нет? Но учти: я не скальд. Расскажу, как умею…
И рассказал. Так, чтобы собеседник проникся и осознал: дать знать Сигурду Змееглазому о своем существовании — большая ошибка.
—…Но разве можно так — с послами? — искренне возмутился Дир, когда я рассказал ему о судьбе чевиотских эрлов, родичей короля Эллы.
— Это Сигурд Змееглазый, — я пожал плечами. — У меня в дружине десятник есть, Малоун. Он до меня королю Элле служил. Можешь его порасспросить, если интересно. Узнать его легко. У него шрам поперек лица. Он тебе расскажет, что Сигурд сделал с королем Эллой. Впечатляющее было зрелище.
Дир кивнул.
Его и мой рассказ впечатлил.
— Теперь я понимаю, почему ты назвал Скульда храбрецом. Но, возможно, он просто дурак.
Вернулся отрок. С парой холопов. Один нес здоровенное деревянное блюдо с мясным ассорти, второй — бочонок с вином. Небольшой, литра на три.
— Он хитрый и жадный, — сказал я. — Хитрость призывает к осторожности, но жадность перетянула канат. Он не рискнул бы сам. Его убедил Рюрик.
— Рюрик такой же, — убежденно произнес Дир. — Хитрый и жадный.
— Нет, он не таков, — возразил я. — Он не жадный. Он жаждущий.
— И чего он жаждет? — Дир заинтересовался.
— Власти, — сказал я. — Той власти, что дает не только силу и богатство. Он не из тех, кто радуется тому, что у него есть корабль и три десятка гребцов на румах, которые гнут весла, повинуясь его слову. И хирд, и корабль сами по себе ему не нужны. Как не нужен ему твой Смоленск. Или Новгород. Вот скажи мне, Дир, что ты чувствуешь, когда получаешь дань? Чему ты радуешься?
— Ясно чему! Мое богатство приросло!
— Так вот Рюрику этого не нужно.
— Не нужно? Да ему дают дань десятки городов! Ему даже твой тесть Трувор засылает!
Надо же. Не знал. Впрочем, ожидаемо.
— Верно. Но ты, Дир, берешь серебро и думаешь: я стал богаче. А Рюрик берет серебро и думает: этот человек дал мне серебро. Значит, я смог заставить его дать. Значит, он повинуется мне. Потому для тебя дань — это просто богатство, а Рюрик, он хочет, чтобы мир повиновался ему, как драккар повинуется кормчему.
Да. Мне кажется, я наконец постиг суть. Прежний Хрёрек-конунг желал славы, богатства, чести, силы… В общем, много чего. Но это не не спасло его от Сигурдова копья. И изменило его радикально. Став князем Рюриком, бывший конунг данов желает только одного: абсолютного контроля. Чтобы подобное не повторилось. Князь Рюрик не стал бы выступать против Сигурда на суде и не дал бы санкции на похищение у него драккара. Потому что это нецелесообразно. Князь Рюрик больше не хотел рисковать. Он делал так, чтобы рисковали другие. И они же платили ему потом за этот риск. Или не платили, если не выживали.