Последнее небо
Шрифт:
Вообще, с налетами на лагерь понятно было далеко не все. За прошедшие месяцы у Гота успело сложиться впечатление, что Цирцея может работать в двух режимах, как штурмовая винтовка: широкий луч и импульсный огонь, когда после каждого выстрела аккумулятору нужно время, чтобы подзарядиться. Сейчас люди столкнулись со вторым. Раз в четыре дня лагерь атаковали либо ящеры, либо большие деревья, с трудом перемещавшиеся по каменистой почве, либо еще какие-нибудь большие и, в общем, неприятные твари. А сначала планета попробовала другую тактику: тогда лагерь, с воздуха и по земле, атаковали непрерывно в течение двух дней. Атаковали так, словно вся живность (или вся растительность) на Цирцее взбесилась
Пользы это не принесло никому. Нападающие погибали сотнями, а в лагере люди не высыпались: периметр не всегда мог справиться с таким количеством целей. Тогда пришлось приостановить работы, в том числе и разведку. И даже Улу поставили под ружье – на счету был каждый боец. Она хорошо стреляла, эта рыжая малявка. Конечно, не дело, когда глаза женщины становятся холодными и одновременно очень веселыми, а именно такими становились зеленоватые глаза Улы, когда она нажимала на курок. Нет, не дело. Но, во-первых, ей очень шел этот бесшабашно-убийственный прищур. А во-вторых… будь у него выбор, многих из своих знакомых мужчин Гот отдал бы за Улу в соотношении десять к одному. К одной. И не только в том дело, что биолог была здесь незаменима. Дело еще и в том, что она эту незаменимость прекрасно сознавала. Поэтому работала с невероятной отдачей, словно спешила, очень спешила оставить после себя как можно больше данных, которые смогут использовать другие. Она понимала, что может умереть. И относилась к этому со спокойствием, которому следовало бы поучиться кое-кому из десантников.
– Ула не женщина, – заявил Кинг однажды, когда Костыль предложил вместо посменного дежурства по кухне предоставить эту честь даме, ей, мол положено, – Ула – боец.
Хорошо сказал, громила. Хотя в других условиях на подобное заявление Ула имела полное право обидеться. В других. Не будет их больше никогда, других условий… Впрочем, не время сейчас думать об этом. Об этом вообще лучше не думать.
А на кухне лучше всего было бы Зверя прописать. Ему вместо десанта в кулинары бы пойти. Такой талант пропадает! Ну да. А еще в автосервис. Или в пилоты. Или в электронщики. И стрелок он классный. А Пижон утверждает, что на гражданке Зверь был гениальным математиком. И командир из него хороший мог бы получиться… Многовато для одного человека. А уж для десантника и вовсе перебор.
И Ула на Зверя смотрит странно. Точнее, Зверь себя странно ведет, и это Улу, кажется, ставит в тупик. А сержант на буровую сбежал. Можно подумать, это ему поможет. Вообще непонятно, чего он отбивается? Верность своей… как ее там? Альфия? Что-то вроде. В общем, женщине своей верность хранит? Так глупо это. В экстремальных условиях и мораль экстремальная. Как говаривал шекспировский Ромео: «Успокойся, Джули, все поймут». Все действительно поймут. Все и ведут себя так, словно Ула и Зверь – единственно возможная пара
М-да. Что она в нем нашла, интересно?
Ну, ладно, в начале, когда на Звере все держалось, когда он отряд с «Покровителя» вытащил, на планету в целости посадил и через джунгли провел. Женщинам в критических ситуациях свойственно выбирать мужчину, который может обеспечить максимальную безопасность, и вцепляться в него руками и ногами. Но сейчас-то ситуация нормализовалась. Зверь уже не командир. И не делает он ничего особенного. Занимается скучнейшей работой на буровой, с Улой ведет себя так, словно она и вправду такой же боец, как другие, и ни намеком не дает ей понять, что она существо другого пола.
Так ведь и Ула о своей женственности словно бы и не помнит. Но все, кроме Зверя, почему-то понимают, что в лагере не двадцать бойцов, а девятнадцать. И одна женщина, рыжая, милая, всеми любимая, строгая, язвительная, заботливая. Все, кроме Зверя. Ч-черт, человеческие взаимоотношения – область, в которой кто угодно сломает ногу. Сломит, в смысле. Уле же и самой ничего от Зверя не надо. Вернее, она так думает. Даже нет, она не так думает. Она о нем никак не думает. Она знать ничего не знает, а вот стороннему наблюдателю видно многое. Может, дело во внешности. Женщины падки на странности, и от Зверя с его тевтонско-монгольской рожей они просто с ума должны сходить. Блондин черноглазый, сверхъестественный. Классификация такая.
«Может быть, – Гот ухмыльнулся, – сержант интересен Уле в силу ее профессии? Непредсказуемость генов, сочетание рецессивного и доминантного признаков в одном флаконе, зависимость проявления шестого чувства от чистоты крови. Фу, майор. Стыдно должно быть. Из Зверя вышел бы не самый худший ариец, но Азия улыбается из его глаз слишком уж вызывающе».
Незадолго перед закатом прибыл грузовик с буровой. Высадил умотанных донельзя строителей, забрал сменщиков и снова взлетел, направляясь обратно к морю. Два грузовых и три легких вертолета на двадцать человек. Роскошная жизнь! А еще боевой болид Гота, который, как только появилась возможность, перетащили из джунглей на плато, заправили и поставили в ангаре до лучших времен.
Один Ми-40 перевели на постоянное жительство в ангаре вышки. Дважды в сутки он курсировал от моря к лагерю, перевозя строительные бригады, а остальное время активно использовался на строительстве. Второй грузовик, собранный, заправленный, готовый к вылету, пока оставался на плато. Летать на нем было некому и некуда, но оставлять машину в виде набора деталей Гот счел непозволительным. Готовый грузовик под рукой лучше бесполезного груза под ногами. Ка-190 без дела не стояли, обшаривали хребет, делали снимки, брали пробы для анализов. Чудная наука биология. По состоянию растений Ула делала выводы, никак к растениям не привязанные. Она первая сказала, что под шельфом залежи нефти. Геологические зонды лишь подтвердили эту информацию и указали более точное место. Точно так же отыскались в горах рудные залежи, а в джунглях к западу от хребта, далековато, правда, дальше, чем морское побережье, еще один нефтяной пласт. Впрочем, вряд ли он когда-нибудь понадобится.
Третий вертолет, собственно «Мурену» – так теперь называли только ее, – Зверь уволок на буровую. Точнее, это «Мурена» уволокла Зверя. Началось все с того, что с вышкой прервалась вдруг связь. Гот отправил своего заместителя выяснить, что случилось. Зверь улетел. Связь наладилась сама по себе – Кинг сказал потом, что мешали атмосферные помехи. А ожившая рация сообщила голосом Пенделя, что «Азамат здесь останется, мы кое-что придумали».
Зверь не вернулся. И вертолет не вернулся. Пусть. Не оставлять же, в самом деле, пилота без машины. Из десантника, конечно, в жизни пилота не сделать, но у этого должность официальная так называется. Гот сам распорядился. Никто за язык не тянул.
Сержант, легок на помине, вышел на связь почти сразу после отбытия грузовика Будничным голосом сообщил.
– Майор, завтра с утра буровая начнет работать. Запуск в пять часов. Так что можешь строительную группу переназначать на другие задания.
– Яволь, – Гот кивнул, как будто Зверь мог его видеть. – Завтра с утра я буду на вышке.
– Да, сэр, – ответил сержант с легким удивлением. Явно не понял, зачем командиру срываться из лагеря и лететь за три сотни километров на автоматическую буровую. Да и где ему понять? Это для Гота нефть означает возможность летать. А для остальных здесь она просто продукт, необходимый для человеческой жизнедеятельности. Каждому свое. Но лучше быть на буровой во время запуска. Самому увидеть, лично убедиться в том, что все идет как нужно.