Последние дни Сталина

Рубинштейн Джошуа

Хрущеву и остальным хватило двух недель, чтобы начать пропагандистскую кампанию против него. Но для начала они послали народу едва уловимый сигнал. На следующий день после ареста Берии все руководство страны посетило премьеру новой оперы «Декабристы» в Большом театре. Это было их первое коллективное появление на публике после похорон Сталина. (По иронии судьбы в основе сюжета была неудачная попытка государственного переворота, предпринятая в 1825 году недовольными либерально настроенными военными против царя Николая I.) Но, когда Правда 28 июня сообщила о посещении театра членами Президиума и перечислила их всех, имя Берии в списке демонстративно отсутствовало. Опытные читатели догадались, что Берия больше не в почете.

Прошла еще одна неделя, прежде чем члены Президиума дали пояснения по поводу ареста Берии пленуму Центрального комитета партии. Стенограмма их секретных обсуждений, впервые преданная огласке в 1991 году, стала

ярким воплощением всей чехарды вокруг дела Берии. Как в свое время отметил Марк Крамер, совещание «было созвано противниками Берии с целью убедить Центральный комитет в том, что арест Берии был делом принципа, а не просто частью борьбы за власть» [475] .

475

Mark Kramer, «Declassified Materials from CPSU Central Committee Plenums: Sources, context, highlights», Cahiers du Monde russe, 40/1–2, janvier — juin 1999, 279.

Председательствовал Хрущев, а Маленков первым обратился к собравшимся. Он задал тон, публично осудив попытку Берии «нечестно поставить МВД над партией и правительством и, как в дальнейшем все больше и больше выяснялось, в преступных целях стал пользоваться нашим стремлением к единству, к дружной работе в руководящем коллективе». Он пошел дальше их общей критики восточногерманского руководства, предпочитая «держать курс на буржуазную Германию», он проводил массовую амнистию в марте «с вредной торопливостью», освободив без всякой необходимости «воров-рецидивистов».

Следом выступил Хрущев. Он называл Берию «большим интриганом», говорил, что тот «не коммунист», а «коварный человек, ловкий карьерист». «Может быть, он получал задания от резидентов иностранных разведок», «это чужой человек… это человек из антисоветского лагеря». Молотов обвинил Берию в желании видеть Германию «единым буржуазным миролюбивым государством», что равносильно добровольному отказу от передовой позиции Советского Союза в Центральной Европе [476] .

476

О высказываниях Маленкова см. «The Beria Affair», Political Archives of Russia, vol. 3, no. 2/3 (Commack, New York: Nova Science Publishers, 1992, 71–76. О высказываниях Хрущева см. там же, с. 83; Молотова - там же, с. 85.

По ходу пленума выступающие переходили на все более хлесткие оскорбления. Теперь Берия был «выродком из выродков», «пигмеем», «клопом» и «хамелеоном», в планы которого входило создание такого буржуазного государства, которое могло рассчитывать на поддержку «скажем, черчиллей, даллесов или тито-ранковичей» [477] . Среди политических обвинений ближе всего к истине оказались слова В. М. Андрианова из Ленинграда: «Это человек бонапартистского духа, готовый пойти к власти через горы трупов и реки крови» [478] . Это было правдой и относилось ко всем членам Президиума, хотя и не в том смысле, который имел в виду Андрианов. Заслушав выступления руководства, Центральный комитет послушно и единогласно поддержал решение предать Берию суду.

477

«The Beria Affair», 109–113, 156. На русском языке материалы Пленума доступны здесь: https://istmat.org/node/26522

478

Там же. С. 145.

Сегодня мы знаем, что опубликованный в 1991 году стенографический отчет был серьезно отредактирован. Среди прочего, Молотов изначально признавал, что Берия выступал за объединение Германии, «которая будет миролюбивой и будет находиться под контролем четырех держав» [479] . Такова была позиция и самого Молотова в то время, и вряд ли она подразумевала отказ ГДР от гнусных замыслов Запада. Но теперь было не до беспристрастности. Нужно было во что бы то ни стало дискредитировать Берию. Кризис в Германии стал полезным средством разоблачения Берии и предоставил возможность высказаться откровенно.

479

Цит. по: Kramer, «Declassified Materials», 280.

Исторически так совпало, что Хрущев готовился реализовать свой план ареста Берии как раз в то время, когда Кремль занимался подавлением беспорядков в Восточной Германии и восстановлением контроля над немецкими городами. Момент был подходящий. Волнения в Германии

облегчали задачу вменить Берии в вину стремление отказаться от советской гегемонии в этой стране и отдать немцев «под господство американских империалистов». Вряд ли Берия когда-либо занимал такую позицию. В свете событий в ГДР у каждого из членов Президиума были причины дистанцироваться от Берии и свалить на него ответственность за все политические неудачи в германском вопросе.

Проблема как раз в том, что последующие разоблачения Берии со стороны Хрущева, Андрея Громыко и других мешают понять, как далеко Берия был готов зайти ради разрядки напряженности в отношениях с Западом. Существовал консенсус относительно того, что безрассудный план Ульбрихта по ускоренному «строительству социализма» провалился, и этот провал способствовал экономическому краху и бегству людей из страны. В некоторых мемуарах, однако, можно встретить яркие описания того, как Берия поносил коммунистический режим Восточной Германии. Их последовательность в содержании и тональности вызывают подозрение, что эти рассказы — Андрея Громыко, Вячеслава Молотова, Дмитрия Шепилова, Никиты Хрущева и советского шпиона Павла Судоплатова, тесно сотрудничавшего с Берией, — нацелены на дискредитацию низложенного, опозоренного и казненного руководителя, арестованного через месяц после заседания 27 мая.

Пока на Президиуме обсуждали катастрофичность курса Ульбрихта, Берия, по воспоминаниям Молотова, спросил его: «Зачем строить социализм в ГДР? Пусть это будет просто мирная страна… Какой там будет строй, неважно». По словам Громыко, Берия безо всякого уважения отзывался о Восточной Германии. На заседании Президиума Громыко слышал, как Берия сказал: «Что это вообще такое — ГДР? Это даже не государство в полном смысле слова. Оно держится только на советских штыках» (справедливость этого замечания очень скоро подтвердится). Яркий эпизод, демонстрирующий позицию Берии, описал Шепилов: «Часто и конвульсивно подергивая лицом, беспорядочно жестикулируя руками, Берия в уничижительных тонах говорил о складывающемся новом государстве, всячески поносил его. Я не выдержал и подал реплику с места: „Нельзя забывать, что будущее новой Германии — это социализм“. Дернувшись, как от удара хлыстом, Берия закричал: „Какой социализм? Какой социализм? Надо прекратить безответственную болтовню о социализме в Германии!“» Даже Павел Судоплатов в своих мемуарах, правдивость которых часто ставилась под сомнение, вспоминал, как Берия поручил ему «подготовить секретные разведывательные мероприятия для зондирования возможности воссоединения Германии… Это означало бы уступки с нашей стороны, но проблема могла быть решена путем выплаты нам компенсации, хотя это было бы больше похоже на предательство [Ульбрихта, которого отодвигали на вторые роли]… Восточная Германия… стала бы автономной провинцией новой единой Германии». Хрущев позднее заявил, что Берия хотел «отдать 18 миллионов немцев под господство американских империалистов» [480] . Иными словами, все они утверждали, что Берия был готов отказаться от советского контроля над Восточной Германией и допустить возрождение в центре Европы единого германского государства в обмен на вялое обещание политического нейтралитета. И это спустя всего несколько лет после того, как нацистская Германия на волне милитаризма развязала войну на континенте и напала на Советский Союз. Если позиция Берии на самом деле была такова, ничто не указывает на то, что другие члены Президиума были готовы с ней согласиться.

480

Об обвинениях Хрущева в адрес Берии см. Resis, Molotov Remembers, 334. Andrei Gromyko, Memoirs (New York; Doubleday, 1989), 317; Shepilov, The Kremlin's Scholar, 260; Pavel Sudoplatov, Anatoli Sudoplatov, Jerrold L. and Leona P. Schecter, Special Tasks: The Memoirs of an Unwanted Witness — A Soviet Spymaster (Boston: Little, Brown, 1994), 363–364; «The Beria Affair», 82.

Однако из документов не следует, что позиция Берии по вопросу о Восточной Германии существенно расходилась с мнением коллег. В конце концов, советской внешней политикой руководил министр иностранных дел Молотов. Именно он начал дискуссию о судьбе ГДР. Он формулировал принципы внешнеполитического курса и председательствовал во время обсуждений дальнейших шагов на Президиуме. На встрече с партийными деятелями ГДР в июне все кремлевские руководители с однозначным неодобрением высказывались о состоянии восточногерманского государства. В конечном итоге, сразу после объявления об аресте Берии власти начали систематическую кампанию по его очернению, которая имела слабое отношение к его реальным преступлениям. Берия был арестован всего через несколько дней после того, как советские танки жестоко подавили волнения в Восточной Германии; и было совсем нетрудно раздуть все то, что Берия когда-либо говорил о режиме Ульбрихта.