Последние первые планетяне
Шрифт:
– Практика показала, не все законники на фронтире – подонки, – впрочем, отмахнулась Бобби. – Не зря я хорошо высказивалась в отношении господина Громова. Как я говорила, он не раз помогал за годи, что ми живем в Борей-Сити. Он бил одним из немногих в городе, кто знал о моей прошлой жизни. Кому я доверяла.
– Он впрямь был человеком, на которого стоит равняться. Не перестаю находить этому доказательства. – (Бобби, попивая коктейль, кивнула, мол, это правда). – Что касается Саши, – тогда спросил Давыдов, нахмурившись, – полагаешь, эти события повлияли на нее?
Девушка устремила взгляд на дочку и, хотя старшина теперь не мог видеть лица Бобби, он почему-то знал, что она смотрит на Сашу с толикой сожаления.
– Это лишь догадка, – сказала певица. – Думаю, из-за того, с какой несправедливостью ми столкнулись, она теп’ерь одержима людьми, которие не допускают подобного. Реальними или видуманными. Ее гложет мисль, что
Давыдов, впрочем, отозвался без лишнего энтузиазма:
– Офицер Леонова – прекрасный пример для подражания, спору нет, – согласился он. А затем пожал плечами и сказал: – Впрочем, думаю, если Саша будет так же сильна, как ее мать, этого уже будет достаточно.
Произнесенные вслух, слова внезапно ошарашили даже самого Николая. В голове они звучали ближе к сдержанному ободрению, чем полноценному комплементу. Потому Давыдов совершенно не ожидал, какой эффект они произведут. А именно: повисло неловкое молчание; Бобби взглянула на офицера не то с восторгом, не то с опаской – без сомнения, это было едва ли не самое приятное, что она слышала от кого-либо за многие годы. Как человек, единожды познавший предательство, она приучила себя не доверять ярким и красивым речам, и потому две сущности боролись в ней прямо на глазах Николая. Одна хотела сбежать и забыться, в то время как другая – остаться и отдаться на волю чувств. Эти две стороны оказались одинаково сильны, и на одна не одержала победу. Как это происходило неоднократно, Бобби предпочла остановиться на половинчатом решении и сделала вид, будто сказанное Давыдовым совсем не польстило ей. Более того: она не нашла эти слова хоть сколько-нибудь достойными внимания.
– А что сам? – потому сменила тему девушка. – Какая у тебя постидная тайна?
Старшина, решив, что будет справедливо подыграть, почти искренне удивился:
– Постыдная тайна? – переспросил он. – Вряд ли такая есть.
– Ой, уверена, с самого приезда люди спрашивают, как ти очутился в этом захолустье. – Бобби деловито прищурилась – она хорошо понимала, что попала в точку. – Раз об этом еще не болтают в «Пионере», ти никому не рассказивал. А раз не рассказивал – это какая-то тайна. Неприятний секрет. Ну же! Дов’ерься мне, – улыбаясь, настояла девушка.
Давыдова, однако, не нужно было уговаривать. Странным образом впервые по приезду в Борей-Сити он не чувствовал страха или стыда, или отвращения к себе, невольно вспоминая о событиях, занесших его на Запад. Он знал Бобби гораздо хуже, чем первого помощника, чем любого из офицеров управления, которые уже не раз задавали ему тот же самый вопрос – тем более, не доверил бы ей жизнь, как доверял каждому из коллег. Тем не менее, было ли дело в обстоятельствах беседы или исключительно в самом человеке, с которым он ее вел, Николай не чувствовал необходимости заковываться в ту обычную броню из глупых или, наоборот, не в меру помпезных философских комментариев, коими он привык предупреждать дальнейшие расспросы. Старшина как никогда чувствовал в себе силы и решимость поведать о постыдных событиях.
Посмотрев в глаза Бобби, переливающиеся, как звезды, от переменчивого света экрана, Давыдов сказал:
– Тебе не понравится история. Станешь думать обо мне хуже. – Он неловко улыбнулся: – Ведь я только заслужил доверие…
– Что это значит? – лишь сильнее заинтересовалась Бобби. – Неужто ти в ней злодей?
Николай, вздрогнув от выбранного девушкой слова, расстроенно покачал головой.
– В некоторой степени, – так или иначе, отозвался он. – Надеюсь, ты не станешь судить раньше времени. – Бобби без раздумий кивнула, и Давыдову стало легче. – Моя история берет начало много лет назад, – стал рассказывать старшина. – После блестящего – я не хвастаюсь – выпуска из академии меня поставили в офисы «СидМКом» в Бинисе. Назначили на должность старшего помощника начальника службы безопасности. Знаю, звучит тоскливо. Однако, если не вдаваться в детали, это была работа мечты. Не слишком ответственная, чтобы можно было вести активную светскую жизнь. Но достаточно заметная, чтобы крутиться на виду у крупных шишек корпорации. Быть, как говорится, всегда при деле. Этот пост обещал стать настоящим карьерным лифтом. Нет, даже трамплином, – горько выдохнул Давыдов. – Привести на самую верхушку корпоративной лестницы. – Он попытался улыбнуться, тем самым давая понять, что совсем не расстроен итоговым разворотом событий, однако не сумел выдавить мало-мальски искренней гримасы. Заметно расклеившись, Николай продолжил: – Так вот, в конце прошлого года меня позвали на новогодний корпоратив. Большое мероприятие. Элитное среди элитных в наших кругах. Я принарядился, подготовился к важным знакомствам. Взял с себя слово, что вечер станет началом моего пути к успеху…
– Что-то не задалось, в’ерно? – попыталась пошутить девушка.
Старшина снова не улыбнулся, но старания Бобби оценил:
– Не задалось, – бросил он, коснувшись плеча собеседницы. – На деле я лишь накрутил себя. Да так, что посреди вечера просто-напросто от нервов потерял контроль. Осушал стакан за стаканом и ближе к полуночи был, к своему стыду, совершенно пьян. Чисто в хлам. Теперь не сумею даже вспомнить отдельных фрагментов того корпоратива. – Давыдов на этих словах украдкой взглянул на девушку и, к своему удивлению, не нашел в ее взгляде того осуждения, которое ожидалось. Было ли дело в просьбе, предварявшей рассказ, или общей сдержанности Бобби, но ровно в таких вещах Николай черпал смелость продолжать историю. – Словом, где-то в преддверии полуночи, – вновь заговорил он, – в мою пьяную башку пришла строгая идея, что я не могу уйти с вечеринки один. Через несколько минут познакомился в баре с девушкой. Мы выпили, поговорили, посмеялись, потанцевали. Я был убежден, что в двенадцать поцелую ее, понимаешь? – (Бобби, насупившись, промолчала). – Вдруг за мгновение до полуночи к ней подкатывает мужик: старый, страшный, – начинает завлекать ее. Девушка его отшивает, а тот убалтывает и убалтывает. Пытается переманить на другую вечеринку. Я выхожу из себя, само собой, вступаюсь за даму. Толкаю извращенца, а затем бью его с размаху в челюсть. Конечно, я уверен, что спас честь новой знакомой…
Бобби удивленно переспросила:
– Все оказалось иначе?
– Можно и так выразиться, – стыдливо закивал Николай. – Не успевает тот подняться с пола, меня уже выкидывают с вечеринки. А на утро, как вызывают к начальству, говорят, что старик был важной шишкой из столичного офиса «СидМКом». Я должен был узнать его, если бы только не накидался. – Николай выдержал паузу и иронически развел руками: – Тут можно решить, что моя история про несправедливость, – пробормотал он. – Что я вступился за даму, а старый властный мерзавец в отместку испортил мне карьеру. Увы, нет. Девушка, которую я якобы героически спас от пожилого извращенца, оказалась его дочкой. Он попросту подошел сообщить, что после полуночи они отправляются на другой званый прием, и ей нужно поехать с родителями. Я же, спьяну посчитав это за приставания, напал на него…
– Стой, тебя не уволили?
– Обязаны были выгнать со страшным позором, – покачал головой Давыдов. – Но мне повезло… товарищи заступились. Сумели убедить начальство, что придумали наказание куда изощреннее. В итоге я принес много различных извинений, и ситуацию удалось замять. Меня решили не увольнять, а лишь вышвырнуть за пределы Большого Кольца, подальше, на самую границу. Чтобы я больше никогда не добрался до руководящих должностей, к которым всегда стремился. А там… – Николай осекся, проглотив внезапно подступивший к горлу ком, – беда с Громовым. Когда до Биниса добрались вести, что в Борей-Сити бесследно пропал старшина, приятель похлопотал, чтобы меня отправили сюда вместо назначенного кризисного офицера. Это предполагалось и наказанием, и временным решением проблемы. Мы подумать не могли, что ситуация окажется настолько запутанной. Что случилось – то случилось, верно? – спросил Давыдов и заключил: – Во всяком случае, так я оказался на Западе.
Повисло молчание, и Николай было перепугался, что, услышанная даже из первых уст, история смутила девушку, однако старшина поспешил с выводами. Поглядев как будто сквозь собеседника, очевидно, подумав над признанием, Бобби быстро пришла в себя и, к изумлению Давыдова, ответила, что это далеко не худшая байка, какую способен поведать человек в этих краях, хотя понимает, почему офицер предпочел сохранить обстоятельства переезда в секрете.
Кроме того, молодые люди сошлись во мнении, что, допуская некоторые погрешности, которые могут меняться от одного случая к другому, история Николая весьма тривиальна. Что всякий человек, даже сама правильность и внимательность, может невольно угодить в просак, когда всего один вечер и пара неверных решений перевернут всю его жизнь с ног на голову. В конце концов, даже история Бобби с некоторой точки зрения развивалась по схожему лекалу. Девушка призналась, что не раз размышляла о своей судьбе в подобном ключе. Вспоминала вечер, когда играла в баре в соседнем городишке, а будущий любимый и по совместительству мучитель обратил на нее внимание. Едва не единственный раз в жизни Бобби пошла против собственных принципов и познакомилась с приглянувшимся ей посетителем. Много лет после этого она была убеждена, что ей повезло. Нет, в конечном счете с неохотой смирилась Бобби, это тоже был лишь один вечер и череда дурных решений.