Последние похождения Арсена Люпэна. Часть II: Три убийства Арсена Люпэна
Шрифт:
— А после?
— После? Конечно, поскольку мы теперь компаньоны…
— Компаньоны!
— Бог мой! Разве вы не взяли мои деньги? Будем работать вместе, толстяк, и вместе мы теперь сделаем намеченное дело; первое — похитим молодую особу. Второе — заберем побрякушки.
Старьевщик осклабился:
— Ты больше не нужен.
— Да нужен, толстяк.
— Для чего?
— Чтобы добраться до драгоценных побрякушек. Вы не знаете, где тайник, в котором они лежат; а мне это известно.
— Мы его найдем сами.
— Завтра. Или послезавтра. Или, скорее, никогда.
— Тогда пой. Чего тебе надо?
— Поделить драгоценности.
— Почему же ты не забрал все, если знаешь, где они?
— Не смог открыть сам. Там секретный замок. Вы должны будете мне помочь.
Старьевщик заколебался.
— Разделить… Разделить… Несколько камешков, может быть, да медяшек…
— Болван! Там больше, чем на миллион!
Банда дрогнула, услышав цифру.
— Хорошо, — сказал Старьевщик. — Но если Кессельбахша смоется? Она там, в другой комнате, не так ли?
Люпэн на мгновение отодвинул часть ширмы, приоткрыв нагромождение платьев и одеял, которое приготовил на диване.
— Она здесь. Лежит в обмороке. Но выдам ее только после раздела.
— Однако…
— Третьего не дано. Хотя и один, вы знаете, чего я стою. Итак…
Бандиты посоветовались между собой, и Старьевщик спросил:
— Где тайник?
— Под очагом в камине. Однако, поскольку мы не знаем секрета, придется снять весь камин, зеркало, мрамор, все это, видимо, сразу; работенка не из легких.
— Ба, нам не привыкать. Сейчас увидишь. За пять минут…
Он отдал приказ, и его сообщники тут же принялись за дело, проявляя завидное трудолюбие и дисциплину. Двое из них, встав на стулья, начали снимать зеркало. Четверо других взялись за самый камин. Старьевщик наблюдал за работой и командовал:
— Смелее, ребята! Дружно, взялись! Осторожно, осторожно…
Пошло, пошло!..
Стоя сзади, с руками в карманах, Люпэн глядел на них почти растроганно. И в то же время во всю меру гордости, как артист и мастер своего дела, наслаждался этим новым доказательством его силы, власти над людьми, его неодолимого влияния на людей. Как могло случиться, что эти преступники хотя бы на минуту поверили рассказанной им неправдоподобной сказке и так утратили чувство реальности, чтобы отдать ему все козыри в игре?
Он вынул из карманов два больших револьвера, массивных и мощных, протянул обе руки и спокойно, выбирая двух первых, которых должен уложить, а заодно — тех двоих, которые упадут вслед за ними, прицелился, как прицелился бы в пару мишеней на стрельбище. Два выстрела, слившихся в один… Еще два…
Раздались вопли… Четверо бандитов свалились, как подкошенные, друг за другом, словно куклы при игре в войну.
— Четверых отнять из семи — остаются трое, — хладнокровно сказал Люпэн. — Будем продолжать?
Его руки были по-прежнему подняты, оба револьвера держали на мушке кучку, в которую сбились Старьевщик и его дружки.
— Сволочь! — буркнул Старьевщик, шаря под пиджаком в поисках оружия.
— Лапы вверх, не то стреляю! — крикнул Люпэн. — Вот так! Вы, двое, быстро заберите у него пушку. Не то…
Оба бандита, дрожа от страха, разоружили своего главаря и заставили его подчиниться.
— Связать его! Связать, дьявол вас возьми! Чего боитесь? Вы свободны, как только я уйду… Снимите пояса… Свяжите его, сначала руки… Теперь — ноги… Быстрее, быстрее…
Растерянный, поверженный, Старьевщик более не противился. Пока сотоварищи его связывали, Люпэн наклонился над ними и нанес им два мощных удара рукояткой револьвера по головам. Они упали.
— Хорошая работа, — похвалил он себя, отдышавшись. — Жаль, что не было их еще с полсотни… Я был в форме… И все это — с легкостью и блеском… С улыбкой на устах… Как тебе это нравится, Старьевщик?
Бандит что-то злобно забормотал в ответ.
— Не грусти, толстяк, — посоветовал ему Люпэн. — Утешься мыслью, что способствовал доброму делу, спасению госпожи Кессельбах. Она сама поблагодарит тебя за рыцарский поступок.
Он направился к двери во вторую комнату и открыл ее.
— Ах! — воскликнул он, останавливаясь на пороге, растерянный, потрясенный.
Комната была пуста.
Он подошел к окну и увидел приставленную к нему раздвижную, стальную лестницу.
— Похищена!.. Похищена!.. — прошептал он, — Луи де Мальрейх! Ах, проклятый!
II
Поразмыслив несколько минут, стараясь в то же время подавить жестокую тревогу, он сказал себе, что, поскольку госпоже Кессельбах не грозила непосредственная опасность, не следовало, в конце концов, так волноваться. Но тут его охватила ярость. Вернувшись в первую комнату, он набросился на бандитов, пнул их несколько раз ногой, нашел и забрал свои деньги, после чего заткнул всем рты кляпами, связал всем руки, используя все, что нашел — шнуры занавесок и штор, разодранные на полоски одеяла и простыни. В конце концов он уложил плотно рядом на ковер семь живых человеческих тюков, перевязанных, словно для отправки по почте.
— Коллекция мумий, закуска для любителя! — насмешливо сказал он. — Куча идиотов, ну как вам удалось ваше дело? Лежите себе, как в морге лежат утопленники… Думали расправиться с Люпэном, с Люпэном, защитником вдов и сирот!.. Теперь дрожите? Напрасно, мои бедные котята! Люпэн никогда не обидел даже мухи… Но Люпэн — порядочный человек, который не любит подонков. И знает, в чем его долг. Разве можно спокойно жить рядом с такими негодяями, как вы? Что нас ждет? Никакого уважения к достоянию ближнего? Никаких законов? Никакого общества? Никакой совести? Куда мы идем, о Боже, куда мы идем!
Не потрудившись даже их запереть, он вышел из комнаты и добрался до все еще ждавшего его такси. Послал шофера за еще одной машиной и привел обе к особняку госпожи Кессельбах.
Щедрые чаевые, врученные авансом, помогли избежать ненужных расспросов. С помощью обоих шоферов он отнес вниз семерых пленников, погрузил их кучей в оба автомобиля. Раненые стонали, кричали. Он захлопнул дверцы и сел сам в первую машину, рядом с шофером.
— Куда едем? — спросил тот.
— На набережную Орфевр, 36. В Сюрте.