Последние похождения Арсена Люпэна. Часть II: Три убийства Арсена Люпэна
Шрифт:
Люпэн снял шляпу, поклонился и сказал:
— Германном Четвертым, великим герцогом де Де-Пон-Вельденц, князем ле Бернкастель, электором Тревским и прочая, и прочая.
Три дня спустя Люпэн усадил госпожу Кессельбах в машину и повез ее в сторону границы. Путешествие протекало в молчании. Люпэн с волнением вспоминал испуганный жест Долорес и слова, оброненные ею в доме на улице Винь в те минуты, когда он, защищая ее, двинулся навстречу сообщникам Альтенгейма. Она тоже, вероятно, об этом думала, так как испытывала в его присутствии явную неловкость и выглядела смущенной.
Вечером они прибыли в небольшой замок, весь в наряде из листвы и цветов, накрытый огромной кровлей из красной черепицы и окруженный большим парком с вековыми деревьями. Там была уже устроена Женевьева, вернувшаяся из соседнего города, где подобрала слуг из числа местных жителей.
— Вот ваше жилище, мадам, — сказал Люпэн. — Это замок Брюгген. Здесь, в полной безопасности, вы дождетесь завершения событий. Завтра вашим гостем будет Пьер Ледюк, которого я уже обо всем известил.
Он тут же снова пустился в путь, направился в Вельденц и вручил графу Вальдемару пакет с письмами, которые отвоевал.
— Вы помните условия, дорогой Вальдемар, — сказал Люпэн. — Прежде всего — восстановить в правах род де Де-Пон-Вельденц и вернуть великое герцогство великому герцогу Германну IV.
— Я сегодня же начну переговоры с регентским советом. По моим сведениям, трудностей не предвидится. Но этот великий герцог Германн…
— Его высочество в настоящее время под именем Пьера Ледюка проживает в замке Брюгген. Вы получите все необходимые доказательства по поводу подлинности его личности.
В тот же вечер Люпэн направился обратно в Париж с намерением активно способствовать ускорению процесса Мальрейха и семи его бандитов.
Как проходило это судебное дело, каким образом его вели — обо всем этом рассказывать излишне, так как еще живы в памяти современников соответствующие факты, до мельчайших подробностей. Дело стало одним из тех сенсационных событий, которые комментируют и обсуждают между собой самые малограмотные крестьяне из наиболее захолустных хуторов. Что хотелось бы напомнить — это огромное участие, принятое Люпэном как в течении процесса, так и в обеспечении расследования. В сущности, следствие вел именно он. С самого начала он сумел подменить собой соответствующие инстанции системы правосудия, указывая, где проводить обыски, какие следует принимать меры, какие вопросы задавать задержанным, имея при этом на все готовые ответы. Кто не помнит всеобщего ошеломления, когда в газетах появлялись его письма, отмеченные железной логикой и силой убеждения, письма, выходившие, друг за другом, под следующими подписями:
«Арсен Люпэн, следователь».
«Арсен Люпэн, генеральный прокурор».
«Арсен Люпэн, хранитель печатей». [4]
«Арсен Люпэн, легавый».
Он вносил в работу немалый азарт, увлеченность, некоторую даже резкость, вызывавшие удивление, поскольку проявлялась им, обычно — столь склонного к иронии, а в общем, по своему темпераменту, и к сочувствию, в известной мере — профессиональному.
На этот раз им владела ненависть.
Он ненавидел Луи де Мальрейха, кровавого бандита, низкую тварь, которого всегда боялся и который, даже взаперти, даже побежденный, вызывал в нем чувство отвращения и страха, которые испытываешь при виде ядовитого гада. Наконец, разве не Мальрейх осмелился преследовать Долорес? «Он начал игру, он проиграл. Его голова скатится», — думал Люпэн. Именно этого он желал своему мерзкому врагу. Эшафот, туманное раннее утро, в которое нож гильотины устремляется вниз и лишает жизни…
4
Министр юстиции во Франции (Прим. переводчика).
Но каким же странным оказался задержанный, тот, которого следователь месяцами допрашивал в стенах своего кабинета! Каким странным выглядел этот человек — костлявый, скелетического вида, с мертвенным взором!
Казалось, его не было в нем самом. Он был не там, но совсем в другом месте. И даже не помышлял о том, чтобы отвечать.
— Меня зовут Леон Массье.
Та единственная фраза, на которой он замкнулся.
Люпэн на это возражал:
— Ты лжешь; Леон Массье, родившийся в Периге, сирота с десятилетнего возраста, умер семь лет тому назад. Ты присвоил его документы. Но забыл, что есть свидетельство о его смерти. Вот оно.
И Люпэн послал следователю копию этой бумаги.
— Я Леон Массье, — снова утверждал задержанный.
— Ты врешь, — отвечал Люпэн, — ты — Луи де Мальрейх, последний из потомков мелкого дворянина, поселившегося в XVIII столетии в Германии. У тебя был брат, называвший себя бароном Альтенгеймом, он же — Парбери, он же — Рибейра; этого брата ты убил. У тебя была также сестра, Изильда де Мальрейх; ты ее убил.
— Я Леон Массье.
— Ты лжешь опять. Ты — Мальрейх. Вот твое свидетельство о рождении. Вот свидетельства о рождении твоего брата и твоей сестры.
И Люпэн послал в магистратуру все три документа.
Впрочем, за исключением всего, что касалось его личности, Мальрейх не защищался, подавленный, очевидно, нагромождением доказательств, свидетельствовавших против него. Что мог он сказать? В распоряжении следствия были четыре десятка написанных им распоряжений для банды сообщников, которые он по небрежности не уничтожал. И все эти приказания касались дела Кессельбах, похищения Ленормана и Гуреля, преследования старого Штейнвега, устройства подземных ходов в Гарше и так далее. Как мог он отрицать?
Одно странное обстоятельство, однако, сбивало с толку правосудие. При очных ставках с их главарем семеро бандитов в один голос твердили, что не знают его. Никогда такого не видели. Указания от него получали либо по телефону, либо в темноте, с помощью как раз тех маленьких записок, которые Мальрейх передавал им безмолвно и быстро.
Впрочем, разве сообщение, установленное между флигелем на улице Делезман и сараем Старьевщика не было доказательством их сообщничества? Оттуда Мальрейх видел их и слышал. Оттуда главарь наблюдал за своими людьми.
Противоречия? Несовместимые, казалось бы, факты? Люпэн тут же давал всему объяснение. В ставшей знаменитой статье, напечатанной в утро суда, он развернул перипетии дела с самого начала, раскрыл его подоплеку, распутал все хитросплетения, показал, как Мальрейх жил, неузнанный всеми, в комнате своего брата, мнимого майора Парбери, как он разгуливал, словно невидимка, по коридорам отеля Палас, где убил Кессельбаха, гостиничного слугу и секретаря Чемпэна.
Всем запомнились и дебаты. Они были сумрачными и жуткими; жуткими из-за той атмосферы духа ужаса, которой были подавлены присутствующие, воспоминаний о преступлениях и крови; жуткими, темными, удушающими — из-за неизменного молчания главного обвиняемого.