Последний атаман Ермака
Шрифт:
— Я сам подивился, когда увидел ее среди казаков, — не скрывая восхищения, тихо выговорил Матвей Мещеряк. — Да и Наум себя молодцом выказал. Пулями двоих сбил метко, будто медведей на охоте, а потом пищалью, как оглоблей, крушил татар по чему попадя!
— Да-а, Матюша, будь у нас с тобой теперь казаков столько, сколько спустилось по Тоболу к Кашлыку, погоняли бы мы Кучума и Карачу, ни в каких Куларах не отсиделись бы!..
До крепости Кулары струги шли верст восемьдесят, потратив четыре дня с бережливыми остановками в местах, где кучумовцы не могли сделать внезапное нападение, устроив еще одну засаду.
— Ишь ты,
— Да-а, — поджав губы, согласился обескураженный увиденным Матвей Мещеряк. — Наша малая затинная пищаль не осилит порушить эти стены. Что будем делать, Ермак? На стены взбираться — надобны лестницы, иначе казаков погубим. Да и с лестницами стрелами побьют нас, как глупых тетеревов на току!
С хитринкой прищурив карие глаза, атаман Ермак поскреб подбородок сквозь густую бороду, поразмыслил, еще раз осмотрел надежное убежище князя Карачи, если это его воины засели в труднодоступной крепости.
— Попробуем Карачу из норы выманить, как осторожную мышь на кусочек сала. Авось удастся. — Он окинул взглядом ближние места, приметил устье небольшой речушки выше Кулар, отдал команду пристать к берегу, а когда струги приткнулись, пояснил свою задумку казацким командирам:
— Здесь наши струги будут надежно прикрыты реками, а подступ со степи открыт, татарам не сотворить внезапного наскока. Ночь передохнем, поутру поглядим на татарскую крепость не только с воды, но и с сухого места. Авось и придет какая пригожая нам мыслишка!
Утром казаки двинулись к крепости, нагруженные каждый двумя пищалями, порохом, свинцом, щитами и саблями, а кому сподручнее, тот нес еще булаву или увесистый шипастый кистень. В стругах остались те, кто был поранен в недавней драке на мысу у Ишима.
Как ни отговаривал Марфу Ермак остаться в струге, девица решительно отказалась, смело глядя в строгие глаза предводителя:
— У меня в колчане два десятка стрел, — возразила она, поглубже пряча русую косу под высокую меховую шапку. — На мне казацкий кафтан и шаровары, татарам невдомек, что я девица. Обещаю, не лезть впереди батьки в пекло, как всегда предупреждает меня родитель Наум. Не гони меня, атаман, — просила Марфа, а в продолговатых карих глазах дерзкие огоньки прыгают, дразнят — не разрешишь, дескать, так я наперекор твоей воле тайком к сражению пролезу. И за ослушание не осмелишься плетью прилюдно сечь, стащив с ягодиц шаровары, казаки потом самого засмеют!
— Пущай идет, атаман! — махнул на дочку рукой Наум Коваль, до этого молча шагая рядом. — Не мимо будет сказано, что с рождения в нее отчаянный бесенок вселился, который даже святой купели при крещении не испугался! Я сам присмотрю за Марфушей. А будет дерзить — самолично на виду татарского войска по голой заднице крапивой так настегаю, что неделю чесаться будет!
Казаки, которые шли неподалеку и слышали разговор, громко рассмеялись, несмотря на то, что обстановка была тревожная перед возможной очередной дракой с кучумовцами, а Марфа осмотрелась и заметила не без ехидства:
— Тятенька, здесь поблизости и крапивы не видно, одна полынь да чертополох колючий!
— Ну молодец! Не язычок, а сабля булатная! — с восхищением покрутил головой Ортюха Болдырев, поправляя пищаль за спиной. — Не девка, а воистину лихой казак! Такую и в атаманши выбрать можно. А что же подружка твоя Зульфия не облачилась в ратные одежды? Я с охотой пошел бы в сражение бок о бок с ней.
— Не с руки ей супротив единоверцев биться, — пояснила Марфа, поправляя колчан с белоперыми стрелами, который от быстрой ходьбы немного съехал к правому плечу.
— Так что с того — единоверцы! — воскликнул Ортюха. — Батюшка Еремей отпустит такие грехи без епитимьи! [12]
— Кончай балагурить, казаки! Видите, пришли под татарскую крепость, глаза растопырьте, чтобы не влететь в волчью яму перед рвом, — построжал голосом атаман, оглядывая поле перед Куларами. Казаки покинули уже приречные заросли мелколесья, остановились на открытом месте, шагов за триста от городка.
— Ишь, зело крепко окопался Карача, — пробормотал с досадой Матвей Мещеряк, подошел и встал рядом с атаманом Ермаком, утопая по колено в густом разнотравье с пахучей полынью. — Гляди, двойной ров от оврага и до другого оврага через поле, вал и стены сажени в две высотой. Куда там Кашлыку до Кулар!
12
Епитимья — церковное наказание (посты, длительные молитвы).
— Вижу, Матюша, — отозвался Ермак, — вижу и то, что внутренние стенки рва недавно подрезаны, сделаны отвесными, не сразу из рва выкарабкаешься. Ждал нас здесь Карача, отменно изготовился. И знает, что больших пушек мы с собой не везем, в Кашлыке оставили.
Матвей закусил губу, вновь и вновь до мелочей изучал поле перед крепостью, густо стоящих с копьями татарских воинов, готовых встречать штурмующих, а атаман Ермак подвел итоги своих размышлений:
— Как ни верти мозгами, Матюша, а на этот раз мы с тобой как лисица перед ежиком: и хочется мясца съесть, да с какого бока ни сунься — везде в морду колючки тычутся!
Матвей усмехнулся, глянул на атамана и сказал, указывая пальцем в сторону Кулар:
— А что лисица в таком случае делает, а? Ежели есть поблизости ручей или иной водоем, катит бережно туда ежика и начинает топить! Когда захлебнется, она когтями вспарывает ему брюшко и лакомится, чертовка рыжая!
— Лисице проще, Матюша! А как вот Кулары в Иртыш опрокинуть? Не станем же мы кручу берега под городом раскапывать, чтобы он рухнул! На это тьма времени и сил уйдет, наши бороды до травы дорастут.
Матвей Мещеряк согласился:
— Надобно как-то татар из-за стены выманить в поле! А не выйдут — простоим понапрасну; время потратим впустую и каравана не встретим!
Атаман Ермак посмотрел на своих казаков, которые цепью растянулись по полю, шагах в трех друг от друга и смотрели в его сторону, ожидая команды броситься на крепость.
— Не-ет, братки мои, нам с малой силой не удержать Сибирского царства за московским государем, — громко заговорил Ермак, вышагивая по высокой траве вдоль казацкой цепи. — Погибнем здесь — Кучум сызнова возьмет Кашлык, и все труды наши ратные, казацкие и стрелецкие жизни пропадут задарма! А потому, братцы, будем дразнить татар издали, не подставляясь под их стрелы. Вот ежели вылезут да кинутся в драку — бой дадим крепкий, и огневой и сабельный!..