Последний бой КГБ
Шрифт:
– Трудность разведдеятельности, наверное, еще и в том, что ты в постоянном напряжении, в ожидании разоблачения?
– Да, во время проведения операции (встреча с источником, заложение тайника или его изъятие) тебя могут захватить, причем сделать это разными способами: могут и бока намять, и дорожный инцидент устроить – грузовиком на тебя наедут. Могут просто выгнать без объяснения причин, но с шумом. Это большая неприятность, поскольку возможность использования человека резко снижается.
– Какими же способами вы пользовались, чтобы «обхитрить» контрразведку?
– Приходилось подбирать человека в пустынном месте и минут 20 ездить с ним по другим пустынным местам. Существует железное правило: если
– Вы фотографировали документы пачкой «Мальборо»?
– Да, мне приходилось пользоваться камерой, закамуфлированной под сигаретную пачку, портсигар.
– Вам приходилось разочаровываться в коллегах?
– Иногда в разведку попадали недостаточно умные люди, попросту говоря дураки, которые показывали, особенно в бытовых конфликтах, что у них, как у сотрудников КГБ, есть какая-то власть, хотя ее не было. Я боролся с этим самым жестким образом. Тех, кто случайно срывался, можно было просто мягко укорить, а от дураков приходилось постепенно освобождаться.
– Престиж разведки в 1990-е сильно упал. Думается, сейчас ее значение возрождается.
– Естественно, я доволен этим. Но я очень переживал из-за того, что происходило с разведкой в те годы. Во-первых, шло оголтелое наступление на органы госбезопасности, включая разведку, со стороны внутренних сил, массированная клеветническая кампания, оркеструемая в значительной степени из-за рубежа. Естественно, на многих это действовало обескураживающе. Возникли серьезнейшие материальные трудности: цены росли, зарплаты оставались низкими, в то же время росли и соблазны за пределами службы. А разведчик – это ценный сотрудник, который обладает и дисциплиной, и ответственностью, и связями, и привычкой работать в системе. Два иностранных языка знает. Когда сотрудники начали уходить, я положил себе за правило никого не удерживать и не уговаривать. Если человек проявляет слабину, его можно уговорить, но потом настанет момент, когда он проявит ее еще раз. Как-то я пригласил к себе человека, который собирался уйти, и сказал: будут проблемы – звоните. Он не позвонил, значит, у него все в порядке. Далее. В отношении КГБ была проведена бесшабашная реформа, вернее вивисекция: многократно менялись руководители, и многих это деморализовало.
– Люди из разведки – государственники по определению. Они сейчас управляют государством, и оно возрождается.
– Мне приятно так думать. 20 декабря – День чекиста, отмечать его мы начинаем чуть ли не за месяц, так как подразделений много. Я был недавно в одном из них. Судя даже по внешней стороне, все чистенько, хорошие, благоустроенные помещения. Государство возрождается, и наша служба тоже. Для меня это важно, потому что я душой остаюсь со службой.
– Месяц не дожил до праздника Владимир Александрович Крючков, бывший Председатель КГБ СССР, начальник ПГУ, которого вы хорошо знали.
– У меня с ним на протяжении долгих лет были очень добрые служебные отношения. Он для меня был и останется идеалом руководителя – не только в том, что он хорошо владел проблематикой, – для него было характерно человечное отношение к подчиненным. Он никогда не повышал голос, никогда не употреблял ненормативную лексику. Когда-то давно, еще простым исполнителем, я пришел к нему в горестном состоянии, поскольку никак не мог найти одну секретную бумагу. Услышав название этого документа, попавшего к нему несколько месяцев назад, он
– Так получилось, что вы сменили Владимира Александровича на посту начальника внешней разведки. Он сказал вам что-то в напутствие?
– В нем не было нужды. Я настолько, как мне кажется, хорошо усвоил его стиль, что Владимир Александрович был удовлетворен тем, как я работал. В январе 1989 года, когда я был заместителем начальника ПГУ (исполнял его обязанности Вадим Кирпиченко), Крючков вызвал меня в Кремль на беседу к Горбачеву, и я понял, что речь идет о моем назначении. Разговор с Горбачевым был совершенно пустой, я ему был неинтересен, он лишь сказал: сейчас мы ведем серьезные переговоры по разоружению, надо, чтобы нас не обманули. Так я стал начальником ПГУ.
– Крючков ведь был близким соратником Ю.В. Андропова?
– Да, еще с начала 50-х годов, с «венгерских времен». Он тогда был его помощником и очень близким человеком. Так бывает, что, если начальник тебе нравится, ты стремишься подражать ему, воспринять от него то, что тебе кажется полезным. Крючков очень во многом воспринял стиль Андропова, его подход к проблемам, отношение к людям.
– Вы сами с Андроповым встречались?
– Юрий Владимирович принимал меня шесть раз. Впервые я пришел к нему на прием в феврале 1974-го. Я был замруководителя нашей индийской «точки» и приехал в Москву в командировку. Мне говорят: тебя будет принимать Андропов. Я был ошарашен: председатель будет встречаться с рядовым сотрудником? Но тогда все советское руководство очень интересовалось Индией, какая-то мода на нее была. Юрий Владимирович начал сразу задавать вопросы по делу. Я проблему знал, и мне было интересно отвечать, а ему, видимо, было интересно слушать. Проговорили довольно долго, примерно час. Потом он меня принимал еще три раза. Вызвал к себе опять и в апреле 1979 года, перед моим назначением резидентом в Иран. А я уже напитался иранской ситуацией – по книгам и оперативным документам. Андропов дал мне совет держать с персами ухо востро. Я запомнил его слова: «Это такой народ, что ты, брат, опомниться не успеешь, как они тебя в лужу посадят». Оказывается, он имел дело с тудеистами, иранскими коммунистами, когда работал в ЦК. Это был разговор коллеги с коллегой, никакой назидательности. Готовясь к Ирану, я нашел в библиотеке работу Маркса «18-е брюмера Луи Бонапарта». Мне показалось, что там было много формулировок, применимых к Ирану. Я потом их использовал в своей интерпретации. И вдруг Юрий Владимирович мне говорит: ты почитай «18-е брюмера». И мне бы сказать: да, обязательно прочту. Но я сказал, что уже прочитал, хотя меньше всего хотел выпендриться… Для меня и для всех в нашей службе Андропов – это икона, все соизмеряется с ним.
– Если бы он прожил на десять лет дольше, все наверняка было бы иначе, не было бы этих потерь…
– Если это предположить, то да. Андропов был человек несоразмерно большего калибра, чем М. С. Горбачев. Он был самостоятельным мыслителем, впервые именно он, в статье в журнале «Коммунист», написал: нам надо осмыслить, в каком обществе мы живем. Все знали, в каком, – в обществе развитого социализма. И вдруг один из руководителей ставит вопрос таким революционным образом. Иными словами, сначала надо было построить хорошую жизнь, а потом назвать ее социализмом. А у нас все получилось наоборот.
– Какой совет вы бы дали студенту МГИМО, который собирается пойти служить во внешнюю разведку?
– Никому не говорить, что он хочет в разведку. Мы никогда не любили инициативников. Надо работать над собой, воспитывать в себе дисциплину, целеустремленность, и тебя заметят. Важно видеть истоки своих неудач и ошибок в самом себе, а истоки удач и успехов – в обстоятельствах и в окружающих тебя людях. Если так себя воспитать, жизнь будет интересной и душевно спокойной. Хочу пожелать всем студентам: худа хафиз. Что в переводе с урду: «Храни вас Бог».