Последний бой Лаврентия Берии
Шрифт:
Ленинград, Украина, Закавказье – три болевые точки Советского Союза. Три стратегически важнейших района, в которых была традиционно сильна оппозиция. Закавказье – это нефть, марганец, это удобнейший плацдарм для нападения на СССР. Ленинград – вторая столица. Тот, кто владеет Ленинградом, всегда имеет потенциальную возможность объявить себя российским правительством. Не зря Сталин в 1939 году приказал все же убить Троцкого, а в 1940-м пошел на войну с Финляндией, невзирая ни на какие международные резонансы. Комбинация Ленинграда, находящегося в тридцати километрах от границы, и Троцкого в обозе немецкой армии была смертельно опасна. И не менее опасна была Украина, плодородная, традиционно желанная для всех добрых соседей и так же традиционно сепаратистская.
В Грузии был Берия, а после него в нефтеносном Азербайджане сидел Багиров – это надежно. В Ленинграде, после всех перипетий, воцарился твердый сталинец Жданов. Вопрос с Украиной оставался открытым. Единственное требование к украинскому Первому – он должен быть верным. Глупым, умным, злым, добрым – все это неважно. Главное – верным.
…Теперь Берия снова и снова вспоминал прежние дела – нет, Хрущева не называл никто. Неужели действительно все это – только глупость и ничего больше? Или… или связь все же была? Сталин говорил, партийные заговорщики постараются повязать его кровью расстрелянных в тридцать седьмом, а Руденко вдруг ляпнул сегодня о том, что репрессии были организованы Сталиным…
Но ведь Никита совершенно не замешан ни в одном деле. Или была какая-то группа, которую они тогда не нашли? Точнее, группа-то была, это известно, но снова, как и в тридцать восьмом, ни одна ниточка не связывала с ней Хрущева…
Глава 11
Цена власти
…Нет, заснуть сегодня не удастся. Молотов включил свет, взял карандаш и стенограмму второго «московского» процесса и задумался. Что-то все же было в той записке Лаврентия, странное и несообразное, ускользающее от первого взгляда…
Вот ведь занятно: все плохо, в стране такие дела творятся, а он чувствует себя помолодевшим лет на десять. Прав Пушкин: есть упоение в бою…
Это Георгий мог растеряться – но ему-то теряться смешно. Он понял, что произошло, сразу же – в ту минуту, когда маршал Жуков швырнул Берию лицом на полированную крышку стола. Товарищи по партии не блистали разнообразием сценариев. Достаточно было промедлить тогда, в тридцать седьмом, совсем немного, и к ним на заседание мог бы так же вломиться маршал Тухачевский с друзьями-генералами, торжествующе переглядываясь с соратниками из Политбюро. А Ежову они тогда доверяли так же, как теперь – Хрущеву. Все повторяется внешне – но значит ли это, что повторяется и внутренняя суть?
Прав Георгий: к власти пришли друзья, вот только неизвестно чьи. Во главе всех партийных оппозиций всегда стояли чьи-то друзья. К сожалению, чьи именно – определялось обычно с большим опозданием. Хотя… выбор не поражал разнообразием. Троцкий, Тухачевский, полдюжины других кандидатов в диктаторы, а за ними маячила польская разведка, английская разведка, немецкая разведка, японская… по отдельности, попарно или все вместе. После войны к «тайным друзьям» прибавились американцы.
Горько признавать, но это была старая добрая традиция большевистской партии, которая пошла еще от тех, кто в семнадцатом вернулся из эмиграции и сразу же захватил ведущие партийные посты. Они не брезговали подрабатывать разведкой, когда были против правительства, и кое-кто не отказался от этого заработка, став правительством. Тем более что очень скоро многие соратники Ильича вернулись в позицию «против» и в поисках поддержки привычно обратили взор за линию границы. В этой среде агентов всех разведок и правительств мира всегда было как головастиков в пруду. И просто агентов, и политических агентов, которых очень трудно в чем-либо уличить.
С просто агентами более-менее разобрались в тридцать седьмом. Щепок у Ежова было больше, чем леса, но ему поневоле пришлось заниматься и настоящей работой. Сталин настолько плотно курировал его деятельность, что по некоторым особо важным делам проводил фактически собственное следствие и сам указывал, кого брать. В чем-чем, а в этом Коба разбирался: партийной контрразведкой он начал заниматься еще в 1905 году и с удовольствием рассказывал, кого и каким образом они тогда изобличили. Да и объективные обстоятельства требовали: к Сталину стекалась вся информация, а Ежову положено было знать далеко не все, поэтому Кобе поневоле приходилось выполнять и следственную работу. Даже Молотов не знал, о чем говорили с ним такие люди, как Раковский и Радек, но после встречи со Сталиным они начинали давать показания.
Вражеской агентуры Ежов тогда разоблачил – море. Знать бы еще, сколько оставил… Оппозиционеров тоже прижали наконец к ногтю. А вот с политическими агентами все было гораздо сложнее. Эти люди не дают информацию, по которой их можно вычислить, не проводят конспиративных встреч, на которых их можно проследить. Они просто работают на своих постах, преследуя чужие цели. Или свои цели, но не совпадающие с интересами государства – так, как это делали разочаровавшиеся в Сталине и его курсе «старые большевики».
Такие, как Молотов, как сам Сталин, всю жизнь проработавшие в России, с презрением, более или менее легким, отзывались о стае международных авантюристов, которые, едва запахло жареным, слетелись и, как мухи, вились вокруг Ильича. Пока они сами, ежечасно рискуя тюрьмой, каторгой, ссылкой, поднимали здесь работу, эти топтали парижские бульвары и сидели в цюрихских кафе. Они выросли на Западе, сформировались на Западе и даже те из них, которые были русскими, относились к России презрительно-высокомерно. Серьезных теоретиков среди них – по пальцам пересчитать, в основном это были профессиональные поджигатели. С самого начала их целью было разжечь пожар мировой революции, использовав Россию, как вязанку хвороста. А когда советское правительство отказалось от идей мировой революции, они стали работать против него, не брезгуя ничьей помощью и соглашаясь на любые условия.
Молотов порылся в стенограмме, нашел нужное место. Полезно иногда освежить в памяти старые дела. Чаще надо это делать, чаще. И помнить, что эта публика не меняется, зато, чтобы усесться в сталинском кабинете, они продадут хоть душу черту, хоть страну империалистам. А посты они занимали высокие. Вот Крестинский – нарком финансов Советской России, затем полпред в Германии…
«В 1921 году Троцкий предложил мне, воспользовавшись встречей с Сектом [82] , при официальных переговорах предложить ему, Секту, чтобы он оказывал Троцкому систематическую денежную субсидию для разворачивания нелегальной троцкистской работы, причем предупредил меня, что если Сект попросит в качестве контртребования оказание ему услуг в области шпионской деятельности, то на это нужно и можно пойти. Я поставил этот вопрос перед Сектом, назвал сумму 250 тысяч марок золотом, то есть 60 тысяч долларов в год. Генерал Сект, поговоривши со своим заместителем, начальником штаба, дал принципиальное согласие и поставил в виде контртребования, чтобы Троцкий в Москве или через меня передавал ему, хотя бы и не систематически, некоторые секретные и серьезные сведения военного характера. Кроме того, чтобы ему оказывалось содействие в выдаче виз некоторым нужным им людям, которых бы они посылали на территорию Советского Союза в качестве разведчиков. Это контртребование генерала Секта было принято и, начиная с 1923 года, этот договор стал приводиться в исполнение.
82
Генерал фон Сект – командующий рейхсвером, немецкой армией.
Вышинский. Вы лично передавали шпионские сведения?
Крестинский. Да, мне приходилось также получать пару раз деньги.
Вышинский. От кого приходилось вам получать деньги?
Крестинский. От генерала Секта.
Вышинский. Где?