Последний бросок на запад
Шрифт:
Дима промолчал — конечно же, Чернышеву трудно было объяснить.
— Кто же в деревне?
— Наверное, никого нет… Не знаю…
— Что будем делать?
После непродолжительной паузы Емельянов сказал:
— Знаешь, мне кажется, лучше сделать крюк, — он вновь раскрыл карту, — вот так мы выйдем в долину реки…
— Так ведь это добрых десять километров! — возразил Вадим.
— Зато по дороге наверняка нет никаких населенных пунктов, — произнес Дима.
— А если бы и были… — начал было Вадим, но, заметив
Шли долго — через несколько часов стало темнеть. Наконец где-то далеко, за краем леса, на пригорке показались редкие огоньки.
— Что это?
Дима вновь потянулся к карте.
— Наверное, позиции хорватов. Вот, посмотри…
Чернышев мельком взглянул на карту и тут же отодвинул ее в сторону.
— Я в топографии ни хрена не понимаю.
— Тогда давай подберемся ближе, посмотрим, что и как, — предложил Дима.
Казалось, что до пригорка, на котором видны были огоньки, рукой подать — километра три, однако наемники добирались туда не менее двух часов — когда подошли, стемнело окончательно.
Это действительно был хорватский поселок — на выезде из него находился блокпост — танк «Леопард» и несколько БТРов, опознавательные знаки на бортах — щиты в шахматную клеточку — были явно хорватские, это Емельянов понял сразу же.
Он уселся на землю, извлек из кармана пачку сигарет.
— Ну, закурим по последней?
Чернышев улыбнулся, подняв брови.
— Почему по последней?
— По последней в нашем теперешнем положении…
Вадим как-то загадочно посмотрел на своего напарника, но ничего ему не сказал.
— Ну, и мне тогда дай сигарету…
Они закурили. Чернышев почему-то старался не смотреть в сторону напарника. Казалось, что его гложет какая-то мысль.
Дима участливо спросил:
— Что с тобой?
Тот лишь отмахнулся.
— Ничего.
— Какой-то ты задумчивый… Не думай, Вадим, — попытался пошутить Емельянов, — ты ведь сам недавно сказал: «Главное в жизни здоровье, а остальное можно купить». Тем более, что от задумчивости волосы выпадают…
Он не успел договорить: на голову Дмитрия вдруг обрушился страшный удар, мир разлетелся на мириады разноцветных осколков, и он, теряя сознание, опустился словно в черную бездонную яму…
Дима с огромным трудом разлепил глаза и сразу же почувствовал: в голове медленно, со скрипом раскачивается какой-то маятник, во рту — страшная сухость, губы тоже пересохли, плюс ко всему — ужасная тошнота…
Он приподнялся на локте и увидел зарешеченное окно, а за ним — влажный булыжник, уличный фонарь, который, несмотря на светлое время, горел, какие-то военные в защитного цвета куртках.
По центру улицы, поднимая веер брызг, пронесся открытый автомобиль. В нем сидело четыре человека с автоматами.
Дима поднялся, осмотрелся — большая комната, на полу на расстеленных одеждах и матрасах — какие-то люди. Неподалеку от него, в углу, на куче какого-то рваного тряпья примостился седой согбенный старик.
— Где я? — спросил Емельянов, недоумевая. — Где я нахожусь?
Он помнил, что вчера после начала налета натовской авиации они с Чернышевым шли по направлению к хорватским позициям. Помнил, что шли очень долго. Помнил, что на пути их попалось какое-то село и что Дима там — впервые в жизни! — убил мирного жителя.
Помнил, что ближе к ночи они приблизились к какому-то хорватскому поселку: в памяти тут же всплыла картинка — БТР, хорватские опознавательные знаки на броне. Помнил, что потом они сидели с Чернышевым в перелеске и курили.
Что было потом — загадка. Хоть убей — полный провал в памяти.
И кстати, если они решили перейти к хорватам вместе с Чернышевым — где же он? Тоже непонятно.
Емельянов осмотрелся, приподнялся и подошел к старику.
— Что это за город? Где я? Где мой друг? Почему я тут оказался? — спросил он, старательно вспоминая сербские слова.
Старик замер в недоумении, услышав странное произношение.
— Ты что же, русский?
— Русский! А что?
— Да нет, ничего… Ты как себя чувствуешь?
Емельянов повел Плечами, встряхнул головой и поморщился.
— Голова кружится. Какая-то слабость в теле. И тошнит…
— Что?
— Живот, говорю, — Дима сказал погромче и указал рукой, — крутит.
— А… Это нормально! — казалось, что старик обрадовался. — У тебя сотрясение мозга, так что должно тошнить. Удар по голове был очень сильный. Когда тебя принесли сюда, ты был весь в крови… Правда, Петко?
В другом углу комнаты кто-то зашевелился. Емельянов оглянулся и осмотрел помещение — камера как камера, вроде той, в Фоче, только не в подвале, а на первом этаже. Бетонные стены, дощатый пол. На полу несколько матрасов. В одном углу ведро с водой, в другом — параша. В камере, кроме него, было ещё два человека.
Петко, к которому обратился старик, оказался молодым парнем, совсем мальчиком — ему было не более шестнадцати лет. Подойдя к Емельянову, он застенчиво улыбнулся.
— У вас на затылке здоровенная рана, — сказал он. — Мы поначалу испугались, думали, что череп треснул. Все волосы были в крови…
Дима поднял руку к затылку. Нащупав пальцами твердую корку, недовольно поморщился.
— Ничего страшного, череп у меня крепкий, — сказал Дима, пытаясь улыбнуться.
— Кстати, — сказал старик, — меня зовут Дарко. Дарко Майцан. А вас как?
— Дмитрий. А где я, собственно, нахожусь? — еще раз спросил Емельянов.
— В тюрьме у хорватов. Это город Милевина, — ответил Петко. — Вас привез какой-то русский. Он у хорватов в почете — наверное, какой-то начальник.
— Давно?