Последний бросок на запад
Шрифт:
Вне всякого сомнения, Кавьель отличался сообразительностью — он сразу же понял, о чем идет речь.
И подумал, что если русский не блефует, то у него и побольше можно выбрать, коли сразу предложена такая большая сумма. Положение Чернышева было не из лучших и блефовать ему не с руки..
Кавьель хитро и выжидательно посмотрел на русского и задумчиво почесал нос.
Взяв со стола ручку, он нарисовал на листе бумаги вопросительный знак, это, вне всякого сомнения, могло означать: «Сомневаюсь я. Да и риск слишком велик».
Чернышев, увидев заинтересованность француза, начал действовать по принципу «куй железо, пока горячо».
— Шесть тысяч! А может быть, и семь… Надо посчитать, сколько у меня есть…
И он принялся старательно выводить на бумаге цифры выкупа.
Лейтенант поморщился, изобразив на своем лице недоверие, а потом, в свою очередь, нарисовал еще один вопросительный знак, что, наверное, означало: «Ты требуешь невозможного! Ты знаешь, что мне за это будет?»
Чернышев нарисовал огромную единицу с четырьмя нулями, для пущей убедительности добавив большой знак.
Француз поморщился и произнес: «ки». Вадим принял это за проявление недовольства.
— Пятнадцать! Но это все, что у меня есть… Пятнадцать тысяч долларов!
Теперь первый нолик был исправлен на пятерку.
Кавьель задумался. Пятнадцать тысяч. долларов, то есть семьдесят пять тысяч франков — очень хорошие деньги. Это большие деньги… А что ему будет, если этот русский, вина которого пока еще не доказана, хотя хорваты взвалили всю вину на него, сбежит? Да ничего ему не будет! Ну, выговор начальство объявит… А семьдесят пять тысяч франков останутся.
Для дальнейших переговоров вновь понадобился хорват — его в очередной раз вызвали в помещение. Видя его понурость, француз сунул ему купюру в десять франков — чуть меньше двух долларов, но хорват, как ни странно, очень обрадовался этой подачке.
— А у тебя точно есть эти деньги? — спросил француз, пристально посмотрев на Чернышева.
Хорват перевел, а бывший омоновец утвердительно закивал головой.
— Точно, точно! Я все, что заработал, откладывал… Подружку выручать надо…
Француз засомневался:
— Стой, как это у тебя получилось? Платили тебе здесь в дойчмарках, а ты предлагаешь доллары…
— Так я как заработаю, так сразу поменяю на доллары… У нас там в России больше доллары в ходу, чем марки…
— Да? — недоверчиво переспросил Кавьель. — Предложение очень заманчивое, но опасное… Ладно, черт с тобой! — решился он. И, чтобы не посвящать переводчика во все подробности, сказал так: — С одним условием. То, что надо мне, я хочу получить сегодня. То, что надо тебе, ты получишь только завтра. Точнее, в ночь с завтра на послезавтра.
— Подходит! — обрадовался Вадим. — А когда мы поедем?
— Сейчас и поедем.
— Сейчас?!
— А почему нет? Или ты уже на попятную?
— Да что ты…
Заветную сумку с деньгами Чернышев нашел быстро. Не зря же он так старательно ее прятал и запоминал место!
Вот она, такая большая… И вовсе не тяжелая!
Вадим дернул замок молнии, засунул туда руку, Нащупал плотные пачки… Аж на душе полегчало… Все-таки как старательно ни прячь, а риск, что кто-то случайно наткнется, все равно остается.
Вынул из нее три упаковки пятидесяток, засунул их в карман и пошел назад, в сторону двух огней — фар автомобиля, где сидел в тревожном ожидании лейтенант Кавьель.
«А может быть, смыться прямо сейчас? — промелькнула у Чернышева мысль. — И денег отдавать не надо… Нет! Если найдут, тогда точно убьют…»
Пройдя еще два шага, Вадим остановился, задумался. Потом опять открыл сумку и, оглядевшись по сторонам, стал лихорадочно доставать из нее деньги и засовывать их куда только можно — четыре пачки уместились в кармане куртки, четыре — в карманах брюк, три положил в трусы. Усмехнулся — надежное место… Остались еще две… Их он завернул в тряпку, которая лежала в сумке.
— Поехали, — сказал он Кавьелю, хлопая дверцей машины.
Француз вопросительно посмотрел на пленника и спросил на интернациональном английском:
— Yes?
— Ес, ес, — гордо ответил Вадим, развязывая тряпку. — Двадцать тысяч! Пятнадцать тысяч тебе, как договаривались…
Кавьель дрожащими руками схватил стопку денег. Так много наличных в руках у него никогда в жизни не было. Начал пересчитывать, слюнявя кончики пальцев. Сто пятьдесят сотенных купюр. Пятнадцать тысяч долларов! И опять перевел на франки — семьдесят пять тысяч, даже немного больше…
— Поехали! — повторил Чернышев. — Не надо, чтобы нас кто-нибудь здесь заметил… Кстати, можно, я за руль сяду? Никогда джип не водил.
И он потянулся к месту водителя.
— Yes, — махнул рукой Кавьель, не выпуская из рук деньги и пялясь на них, словно все еще не веря, что они — его собственность.
Всю дорогу ехали молча. Чернышев, довольный заключенной сделкой, тщательно следил за дорогой; а Кавьель, видимо, мечтал о том, как он потратит это нежданно-негаданно свалившееся на него состояние.
Проезжая Зелену-Яму, Вадим во второй раз с интересом рассматривал город: высокие современные дома с до сих пор выбитыми стеклами, хотя война прошла по нему давно, закопченными стенами, пробоинами от снарядов. Один дом стоял почти целый, но в средней его части провалились перекрытия всех этажей.
Оборванные провода, на которых повисли целлофановые пакеты и прочий мусор. Но по большей части жизнь здесь брала свое. Все потихоньку восстанавливалось. Хорваты прочно держали город в своих руках.