Последний довод павших или лепестки жёлтой хризантемы на воде
Шрифт:
Японцы намеренно пилотировали настолько хаотично, ежесекундно бросая истребители по горизонталям и вертикалям, что скоростные ракеты в погоне при маневрировании достигая критических углов атаки и перегрузки, порой теряли свои цели.
Ни один из пилотов F-18 не мог достоверно заявить, что из четырёх пущенных ракет все поразили цели — сверху всё же можно было разглядеть, как дьявольски виртуозно маневрировали эти тихоходы.
Пустые внешние подвески вынуждали «шершней» совершать нырки и жалить противника из бортовых пушек, рискуя нарваться на встречную строчку с задней турели «мицубиси». А то и вообще на «полное свинство», как в сердцах проорал один из пилотов F-18, шарахаясь от взметнувшихся из дыма, застилающего поверхность океана, шальных зенитных «стандартов».
Эсминцы, наконец, оставили в покое фрегат. Американское судно, вероятно, потеряло всякое командование, уже никак не маневрируя, медленно набирало воду. Его даже не стали добивать торпедами.
Спустя двадцать минут после того как закончился обстрел, у просевшего борта фрегата замаячил надувной плотик. Корабль покинуло всего несколько человек из команды, но кто-то решил остаться на борту. На палубе мелькали люди, и можно было даже услышать громкие выкрики — оставшиеся и отплывшие спорили.
У каждой из сторон были свои вполне логичные аргументы. Обездвиженный, но оставшийся на плаву корабль был беззащитной и притягательной целью для взбесившегося неизвестного противника. В то же время болтаться посреди океана на жалком спасательном плотике фактически без надежды на помощь, тоже не радостная перспектива.
Они отплыли всего метров на тридцать, когда услышали, как «старичок» «перри» осторожно стал оживать, толкнув винтом воду.
Там в некогда таких надёжных, а теперь пугающих отсеках с приглушённым аварийным светом, видимо хватало своих упрямцев.
Теперь заспорили на плоту, кто-то не колеблясь кинулся к маленькому моторчику, намереваясь возвращаться, но не успевшую разгореться склоку прервал быстро нарастающий жуткий вой, заставивший всех вжать голову в плечи.
Скособоченный несчастный «перри» закрыли два огромных пенных столба. Когда они опали, среди клокочущей воды ещё торчала часть киля и едва вращающийся винт.
Среди обломков ни одного члена экипажа обнаружить не удалось.
Капитан Хидэо Яно хмуро смотрел, как кормовая башня совершает неторопливый поворот в походное положение. Из двух возвышающихся под небольшим углом стволов вился редеющий пороховой дым.
Залп из двух орудий не был неожиданностью, потому как перед этим канонирам пришлось довернуть башню на несколько градусов, что не осталось незамеченным.
Однако приказа открывать огонь он не давал. Впору было наказать командира башни, но как говориться победителей не судят. Хидэо Яно поднял бинокль:
«Вон он результат»!
Оптика выхватила нужный участок океана, где корабль противника быстро уходил под воду.
«Тем более понять их можно»!
Кормовые башни главного калибра всё время боя были вне сектора ведения огня и не сделали ни единого выстрела. Матросы боевого расчёта чувствовали себя обделенными — у них не было возможности поучаствовать в бою, проявить своё умение и профессиональные навыки. Поэтому когда сигнальщик разглядел в рваных клочках дыма неясный силуэт, и даже в изломанных конструкциях опознал корабль противника, канониры кормовой башни как одержимые вручную повернули её и с первого залпа накрыли цель.
Капитан снова поднял бинокль.
«Собственно уже ничего не видно. Кто-то видимо спасся — маячит оранжевым, да и демон с ними. Спасать никого не будем — хватает и без этого дел».
Несмотря на то что «Нагато» получил больше всего попаданий, линкор стоял на ровном киле. Конечно, изрядно присев в воду, но имея при этом лишь небольшой крен на левый борт и деферент на нос. Отпущенные в свободный ход винты всё медленней молотили воду,
израненный корабль стопорил ход, выводя большерадиусный круг, волоча за собой жирный дымный след.
Капитан, выбравшись в левое крыло поста управления ПВО, откуда можно было увидеть линкор почти целиком, принимая новые доклады о повреждениях, понимал, что в сложившихся условиях, без ремонтной базы, линкор придётся оставить. Однако команда продолжала бороться за живучесть, пожары то удавалось локализовать, то они вспыхивали с новой силой. Машины были в порядке, но на скорую руку залатанные пробоины в носовой части не позволили бы держать даже средний ход. Поступил доклад о неполадках в румпельном отделении. Ко всему была выбита почти вся артиллерия, включая главный калибр, казематные орудия и даже зенитные автоматы. Почти, потому что как раз вот кормовая башня Љ3, хоть и временно обесточенная, но выдала залп.
«Вероятно, это был последний залп линкора», — всё больше мрачнее подумал Хидэо Яно.
Морская битва в погоне за авианосцем уже растянулась на несколько миль. Миноносцы веером расходились в стороны, расширяя зону охвата — рассыпавшись веером, щедро посевали глубинными бомбами океан.
Наличие подводного врага не то что бы допускалась — адмирал Нагумо точно знал о привязанных к авианосному соединению подводных лодках. Это было одним из самых слабых мест в плане нападения на американскую эскадру. Акустические приборы, имеющиеся на вооружении его кораблей, не входили ни в какое сравнение с возможностями противодействия и скрытности современных субмарин.
Что в этом случае могли сделать японцы, располагая противолодочными средствами ограниченными техническими характеристиками прошлого века?
Японцы при планировании ударов по морским соединениям противника рассчитывали, что какое-то время удастся избежать масштабных контрударов со стороны подводного флота неприятеля, вызванных неразберихой в тактических соединениях и в высшем эшелоне американского командования.
Но тот же Нагумо, удовлетворённо наблюдая за очередным тонущим кораблём противника, испытывал под ложечкой ноющую тоскливую тревогу: может быть, именно сейчас какой-нибудь огромны подводный крейсер противника подкрался на дистанцию кратчайшего пути скоростной малошумной торпеды и выцеливает его корабли. Поэтому вокруг расширяющего свои границы морского сражения ходили кругами сторожевики, долбя в глубины акустическими ударами. Рыскали миноносцы, оснащённые бомбомётами и бомбосбрасывателями. К ним, по мере затухания боя присоединялись крейсера и эсминцы. Россыпи 160-килограммовых бомб периодически с интервалами, не жалея, буквально по площадям плюхались в воду, создавая эффект почти ежесекундной гидровстряски и иллюзию непрерывного прессинга противолодочными средствами. Взрыватели замедленного действия ставились на разные глубины. И пусть не эффективно, но тем, которые внизу, неизвестно какие используются средства для их обнаружения и уничтожения. Не поразить, так хоть навести страху на тех затаившихся, укрытых в стальном цилиндре, сжатом со всех сторон давлением воды, не понимающих что творится на поверхности, знающих, что их выискивают и обстреливают.
Находясь в неведенье о происходящем, без информации и команд с поверхности, командиры подводных лодок если уж не убоятся (что вряд ли для людей подобной профессии), то как минимум поведут себя более осторожно в принятии решений и контрдействий на явную агрессию чужаков.
Понятно, что будут попытки связаться со штабом, хорошо если по низкочастотной связи — а это лишнее время. Или же подвсплыв на глубину выдвигаемой антенны. В этом варианте тоже есть свои временные факторы задержки: радиообмен, обработка информации. Возможно, автономные подводники будут следовать предписанными на экстремальный случай инструкциями. Но однозначно боевую тревогу на подводных кораблях «протрубят». Вот только когда это произойдёт, и как поведут себя капитаны — на это хоть как-то, но возможно повлиять.