Последний гамбит

Барнс Дженнифер Линн

Грэйсон первый отвел взгляд, но не убрал руку с шеи Джеймсона.

– Я хочу вернуть Тоби. Ради Иви. – Последовала пауза, а затем Грэйсон повернул ко мне голову, свет сделал из его светлых волос ореол. – Ради тебя, Эйвери.

Я на мгновение закрыла глаза.

– Джеймсон думает – мы оба думаем, – что между похищением Тоби и игрой, которую оставил мне твой дед, есть связь. Что она может нам что-то сообщить.

Грэйсон покосился на своего брата, затем убрал руку и резко встал.

Я продолжила:

– Я знаю, ты не хотел играть.

– Я сыграю, – сказал Грэйсон,

слова разрезали воздух. Он протянул Джеймсону руку и помог ему встать, оставшись стоять всего в нескольких дюймах от него. – Я сыграю и выиграю, – продолжил Грэйсон с силой непреложной истины, – потому что мы такие, какие есть.

– И мы всегда будем такими, – добавил Джеймсон.

Неважно, как близко я узнаю братьев Хоторнов, между ними всегда будет что-то, что я едва ли смогу постигнуть.

– Вот, Наследница. – Джеймсон отвел глаза от брата, вытащил фотографию из кармана и протянул ее мне. – Ты та, кто нашел эту подсказку. Ты та, кто должен объяснить ее.

Это казалось знаменательным. Джеймсон сближал меня с Грэйсоном, вместо того чтобы отталкивать меня от него.

Я протянула фотографию, и пальцы Грэйсона коснулись моих, когда он взял ее.

– Мы не знаем, кто эти три женщины, – начала я. – На обратной стороне есть дата и подпись. Мы можем рассказать тебе, что уже сделали.

– Не нужно. – Взгляд Грэйсона был острым. – Что еще лежало в сумке, которую дед оставил тебе?

Я пошла за ней, а когда вернулась, братья стояли дальше друг от друга. Они оба тяжело дышали, а выражение их лиц заставило меня задуматься о том, что произошло между ними, пока меня не было.

– Вот, – сказала я, не обращая внимания на напряжение в комнате. Я разложила оставшиеся три предмета в игре. – Отпариватель, фонарик, флешка.

Грэйсон положил фотографию рядом с ними. После паузы, показавшейся мне маленькой вечностью, он перевернул ее, чтобы еще раз прочитать надпись.

– Дата дает нам цифры, – отметил Джеймсон. – Код или…

– Не код, – пробормотал Грэйсон, поднимая отпариватель. – Урожай винограда. – Его взгляд медленно и неумолимо скользнул ко мне. – Нам нужно спуститься в винный погреб.

Глава 47

Как только я открыла дверь в винный погреб, многое из того вечера всплыло в моей памяти: коктейльная вечеринка, то, как Грэйсон искусно прогонял каждого, кто хотел просто занять у меня минуту, чтобы рассказать мне об уникальной финансовой возможности, маленькая девочка в бассейне и прыжок Грэйсона, чтобы спасти ее.

Я вспомнила, как он выглядел, вылезая из воды, насквозь мокрый костюм от Армани. Грэйсон даже не попросил полотенце. Он вел себя так, словно не промок. Я вспомнила, как люди разговаривали с ним, девочку вернули родителям. Я вспомнила краткий взгляд, который он бросил на меня, – его глаза – прямо перед тем как исчез, спускаясь по этой лестнице.

Я знала, что он не был в порядке, но понятия не имела почему.

Сосредоточься на игре. Я попыталась остаться в реальности – здесь, сейчас, с ними обоими. Джеймсон

первый спустился по спиральной каменной лестнице. Я шла на шаг позади него, не смея оглянуться через плечо на Грэйсона.

Просто найди следующую подсказку. Я сделала эти слова своим маяком, своим фокусом, но скоро мы дошли до последней ступеньки, и в поле зрения появилась площадка: дегустационный зал с антикварным столом из темнейшего вишневого дерева. По обе стороны стола стоят стулья, на концах их подлокотников вырезаны львы: один настороженно сидит, другой рычит.

И они тут же унесли меня в прошлое.

Линии тела Грэйсона были архитектурными: плечи и шея прямые, голова и глаза опущены. Руки лежат на столе по обе стороны от хрустального бокала. Мышцы рук напряжены так, словно он мог оттолкнуться от стола и встать в любой момент.

– Ты не должна быть здесь. – Грэйсон не отрывает взгляда от бокала, точнее, от янтарной жидкости в нем.

– А твоя задача указывать мне, что делать, а что нет? – парирую я. Вопрос кажется опасным. Просто находиться здесь, кажется, опасно. – Кто-то что-то сказал тебе на вечеринке? – спрашиваю я. – Кто-то тебя расстроил?

– Меня не так просто расстроить, – резко отвечает Грэйсон. Он по-прежнему не отрывает взгляда от бокала, и я не могу избавиться от ощущения, что я не должна видеть это.

Что никто не должен видеть Грэйсона Хоторна таким.

– Дед девочки. – Тон Грэйсона стал мягче, но я вижу напряжение в его шее, словно слова хотят вырваться из его горла криком. – Знаешь, что он мне сказал? – Грэйсон поднял бокал и опустошил его. – Он сказал, что старик мог бы мной гордиться.

Вот оно, то, из-за чего Грэйсон здесь, внизу, пьет в одиночестве. Я пересекла комнату, чтобы сесть на стул напротив него.

– Ты спас девочку.

– Это пустяки. – Затравленные серебристые глаза встречаются с моими. – Это было нетрудно. – Он поднимает бутылку, наливает немного в бокал, его ледяные глаза настороженны. Я вижу, как напряжены его пальцы, запястья, шея, челюсти. – Истинная мера человека в том, сколько невозможных вещей он совершает до завтрака.

Внезапно я поняла: Грэйсон опустошен, потому что не верит, что Тобиас Хоторн гордился им или мог бы гордиться – ни за спасение той девочки, ни за что-либо еще.

– Чтобы быть достойным, – продолжил он, – нужно быть храбрым.

Он снова подносит бокал к губам и делает глоток.

– Ты достоин, Грэйсон, – говорю я ему, накрывая его ладони своими.

Грэйсон не отталкивает меня. Его пальцы сжимаются в кулаки под моими руками.