Последний глоток сказки: жизнь. Часть I и Последний глоток сказки: смерть. Часть II

Горышина Ольга

— Тогда бы полмира вампирами ходило… Он тронулся, да?

Валентине показалось, что Дору смотрит на нее с мольбой.

— Можно мне уехать? — решила она стоять на своем. — Он успокоится и все пойдет своим чередом…

— А я не хочу, чтобы все стало, как прежде! — Дору вскочил и прошел мимо девушки, сел в отцовское кресло и поставил локти на стол. — Мы доводим дело до конца, чего бы это нам не стоило.

— Но он уже выгнал меня, как ты того хотел! — закричала Валентина и замерла, когда Дору поднес к губам палец. — Выгнал, — повторила она уже шепотом.

— И спрятал ключ. Где логика? Отец может говорить много глупостей, но при этом не делает он ни одной из них. Хочешь расскажу про мать?

Хочешь?

На лице Дору не осталось и следа от недавних слез.

— Она на словах согласилась стать вампиром, как он того требовал, но только на словах — она не хотела, чтобы я быстро рос,

она даже отбирала у меня книги, говоря, что они мне не по возрасту, заменяла их игрушками. Кормила меня так, что я целыми днями валялся в кровати, и она все отцу говорила, что я могу умереть… И тогда им потребуется родить еще одного ребенка… Да, отец тогда еще был жив. Но в замке жил вампир, которого он притащил с собой из Дубровника — у отца недоставало наличных денег, чтобы выплатить все долги маминой семьи. Он занял у ростовщика, не зная, что это дьявол. Отец надеялся выплатить все с продажи товаров, прибытие которых ожидалось со дня на день, но корабль попал в шторм и трюм затопило. Половина товаров пришла в негодность. Он остался в долгах, потом пытался выплачивать по частям, но ростовщик клялся ему в дружбе и говорил вкладывать деньги в дело, а потом уже свои люди сочтутся. Ну, ты поняла, как они сочлись в итоге… Моя мать еле терпела отца в жизни, а о вечности с ним не могло идти и речи. Она решила бежать, но прежде убить меня, потому что я ее стараниями действительно сделался болезненным, но ее остановила Ива — служанка, пассия старого сеньора Буэно. Отец запер мать в башне. Она отказалась принимать пищу. Тогда сеньор Буэно сказал, что время пришло… Он убил отца и пошел в моей матери, но та — никто не знает откуда — раздобыла нож и вскрыла себе вены, лежа в ванне. Она еще была жива, но в ее кровь уже попало серебро, и сеньор Буэно к ней не притронулся. А отец — да. Но оказалось поздно. Как он кричал… Я проснулся от этого крика и побежал в башню, где увидел его на полу ванной комнаты, обрызганного с ног до головы кровавой водой. Мать в пропитанной кровью сорочке лежала мертвой у него на коленях… Увидев меня, отец отшвырнул тело, бросил на него простынь, которой обычно мать вытиралась, и одним прыжком оказался подле меня, сгреб в охапку и толкнул обратно в комнату, захлопнув дверь так, что задрожали стекла. Затем прижимал меня к себе, и теперь и на моей белой ночной рубахе была мамина кровь. Я чувствовал этот запах, и меня мутило, а он все крепче и крепче прижимал меня к себе. Мне было больно, но я сумел сдержать стон. В глазах моих стояли слезы, но я боялся сглотнуть подступивший к горлу ком. Его ногти впились мне в кожу, мне становилось все больнее и больнее, но он не замечал, что делает мне больно. "Я люблю тебя, мой мальчик, — шептал он отчужденно. — Люблю. Я не убивал твою мать. Не убивал. Не убивал…" Я наконец-то смог заплакать. Он гладил меня по волосам, чтобы успокоить, но его ногти больно дергали мои спутавшиеся во сне волосы, и плакал я уже от боли. "Мы научимся жить без нее. Я тебе обещаю. Мы всегда будем вместе, всегда. Иди спать", — сказал он и подтолкнул меня к кровати. Я покорно влез под одеяло все в той же запачканной маминой кровью рубахе. Отец наклонился, чтобы поцеловать меня, но передумал. Теперь я знаю, что он боялся меня укусить… Я не плакал, не спал и не ел три дня. Мамино тело мне не показывали. Из башни выгнали. Окровавленную рубаху сняли. А потом Ива принесла мне ладанку, в которую вложила вырезанный из рубахи кусок материи с запекшейся кровью. Я носил ее на груди до самого обращения. Теперь не могу, потому что, веришь или нет, все еще различаю запах ее крови, хотя прошло уже более двух веков. Отец боролся со смертью во второй раз. Серебро из маминой крови чуть не отравило его. Он взял меня за руку и повел через двор к фамильному склепу. Я замялся на входе, и тогда он с силой толкнул меня внутрь, и я бы пересчитал все ступеньки, не поймай он меня тогда. Никогда прежде не был я в склепе, мне было холодно, несмотря на накинутую на плечи шубу, и страшно. Отец подвел меня к каменному постаменту, на котором стоял раскрытый гроб. Я задрожал всем телом. Он поднял меня, и я увидел маму.

Дору отвернулся к окну, и Валентина не видела его лица.

— Как же прекрасна она была. Бледное лицо обрамляли шикарные светлые волосы. Темное платье подчеркивало белизну кожи. В руках ее лежала алая роза. "Я любил смотреть на нее спящую, — тихо проговорил отец. — Посмотри на нее внимательно и запомни такой, какой она была — самой прекрасной женщиной на свете". Вдруг он резко опустил меня и велел уходить. Я с трудом двигался в тяжелой шубе — я был мал, я был слаб, я был, как всегда, болен… И я хотел к маме, чтобы она меня обняла и чтобы я наконец уснул. Если бы не Ива, то я бы никогда не поднялся по ступеням. В склеп я больше не заходил. Отец проводил там все ночи и дни. С приходом весны, когда земля оттаяла, он велел захоронить гроб на кладбище. Я робко попросил его последний раз взглянуть на маму, но он не исполнил моей просьбы. Наверное, смотреть уже было не на что. Вот и все.

Дору резко обернулся — в глазах его стояли слезы. Он встал и вышел из кабинета. Через минуту туда пришел граф.

— Прости, я не нашел ключи. Попроси Дору поискать их.

Валентина кивнула и не стала обвинять вампира во лжи.

— Я сейчас это сделаю.

Она встала, собрав на груди все свое оружие, и вышла вон. Дору ждал ее в башне.

— А что с рубахой? — спросила она, взглянув на кровать, где та так и валялась.

— Ну, она была надета на нее, потому что отец не доверял сеньору Буэно. Тот время от времени попивал кровь Ивы, но пока та восстанавливалась, заглядывался и на других домочадцев. Хочешь я поиграю для тебя? — неожиданно спросил Дору.

— Вальсы Шопена, хочешь?

Валентина хотела все, что угодно, только бы уйти вон из башни, в которой жена графа покончила с собой. Она влезла в шерстяное платье и накинула шаль поверх шерстяной кофты. Тело чесалось, но лучше так, чем замерзнуть насмерть.

Танцевальная зала располагалась за гостиной и не особо превосходила ее размерами, но там никто не топил. Даже не протирал зеркала. Из убранства был рояль и красивый паркет, набранный из разных пород дерева. Но вот кого она не ожидала здесь найти, так это графа: тот облокотился на черный инструмент и медленно перебирал в вазе белые розы, принесенные из зимнего сада, но быстро повернулся к ней и протянул руку — в белой перчатке. Да и вообще пиджак его был застегнут на все пуговицы. И был другим: черным, вместо серого.

— Дору желает, чтобы в день свадьбы я танцевал с тобой танец, который обычно танцует с дочерью отец.

Валентина замерла. Дору не остановился и прошествовал прямо за рояль.

— И для начала научили ее танцевать вальс, — буркнул он, усаживаясь на скамеечку.

— Я умею танцевать вальс! — Валентина не ожидала, что голос ее прозвучит в пустой зале так высоко. — Я училась танцам…

— Проверим? — спросил Дору и побежал пальцами по клавишам.

Но граф не подал руки. Он стоял и смотрел на девушку, беззвучно шевеля губами, а потом повернулся к сыну, который вскинул руки и больше не опустил на клавиатуру.

— Ты почему позволил ей надеть это платье? Зеленый цвет — цвет несчастья, — тихо добавил граф.

— Неужели? — проговорила Валентина, и оба вампира уставились в ее бледное лицо. — Я всегда считала, что это цвет весны, цвет возрождения природы.

— У нас немного не совпадают ценностные воззрения, — граф склонился перед ней в церемониальном поклоне. — Ты, кажется, забыла, что являешься невестой вампира.

Дору ударил по клавишам, но граф громко хлопнул в ладоши, приказывая остановиться.

— Я не стану с ней танцевать!

— Но вы мне обещали! — вскочил Дору.

— Я же не знал, что она явится в зеленом платье! В другой раз…

Он снова поклонился Валентине и размашистым шагом покинул танцевальную залу.

— Я действительно ничего не знала про цвет, когда покупала это платье… — пролепетала она, глядя на закрывшуюся дверь.

— Не переживай. Он нашел бы другой повод, чтобы отказаться танцевать с тобой.

Дору поднялся и закрыл рояль.

— Ты меня не предупредил…

— Я не обязан тебя предупреждать. Ты делаешь то, что я тебе приказываю, забыла? Как забыла и то, что должна соблазнить моего отца? Но делаешь ты это странным образом — с помощью распятия и иконы. Очень мило. Хочешь, я скажу ему правду, что ты никакая мне не невеста и он может спокойно сожрать тебя? Ну, когда горбун отберет у тебя все серебро. Ты этого хочешь?

Глава 19 "Серебряный нож"

Дору отконвоировал псевдоневесту в башню — где у нее было все утро и весь день, чтобы решить, что делать вечером и тем более ночью с Александром Заполье. План по соблазнению вампира Дору не разработал даже схематично, сказав, что он не женщина и потому не знает всех "ваших дамских штучек".

— А как пользоваться ножницами ты хотя бы знаешь? — спросила Валентина, удивившись собственным словам.

— А зачем тебе ножницы? — в голосе вампира сквозило то же удивление, что и в ее голове.

— Хотела попросить тебя подстричь мне ногти, а то, не дай бог, во время танца поцарапаю твоего отца кошачьими когтями! — выдала Валентина то, что за неимением более весомого аргумента, казалось сейчас разумным. — Я буду с ним танцевать, понятно? Танцевать и ничего более! Я умею танцевать вальс. Я ходила на танцевальные вечера и у меня были великолепные партнеры. Чуть младше твоего отца, конечно. Им было лет так шестьдесят…