Последний из Двадцати
Шрифт:
Чародею казалось, что отовсюду на него смотрит само любопытство. Холодный пот пробил его с ног до головы — под внимательным взглядом он ощущал себя ничтожной, безвольной букашкой. Словно вновь оказался там, в игрушечном «замке» демоницы…
Будто на что-то рассчитывая, он поискал рукоять виранского клинка. Но трофей Вигка решил уйти в небытие вместе с поясом и ножнами.
Чародей неловко переминался с ноги на ногу, прежде чем посмотрел на неё.
Обнажённой она показалась ему ещё беззащитней, ещё, до преступного, младше, чем была. Из засидевшейся в девках в юную красавицу. Приглушённый свет крал очертания,
Рун коснулся небольшой, но упругой груди. В голове бурлили сравнения — у Виски больше, мягче, лучше…
Сейчас было плевать. Парень избавился от штанов и исподнего — последнее настырно не желало сниматься, словно в надежде удержать хозяина от ошибки.
Никакой ошибки тут нет, вдруг неожиданно для самого себя признал чародей.
А что есть, угрюмо спросил здравый смысл? Ответ лёг на ум сам собой.
Счастье…
***
Она была, будто дикая, необузданная кошка. Маленькая и щуплая, но в то же время, заполненная страстью от пят и до макушки. Извивалась, сидя верхом на последнем из Двадцати, словно разъярённая свирепая бестия. Руки то и дело змеями обхватывали чародея за шею, норовили заключить в кипучий жар объятий. Горячее дыхание будущей невесты обжигало кожу парня. Невесты, удивился Рун? Жены! Сколотят детишек, нарожают хату, что там ещё ему обещалось?
И заживёт!
Словно из тягучей, топкой трясины, рассудок вырывался из влажного морока — на миг, секунду, минуту. Спрашивал, что он тут делает, как попал и где отказался. Но стоило девчонке прильнуть к нему губами, как он тут же норовил вновь ухнуть в остроту забвения.
Она двигалась, будто всю жизнь постигала секреты женственности, а в умении ублажить мужчину ей не было равных. Рун взорвался внутри неё вулканом — раз, другой, третий! Девчонка была ненасытна. Стоило ему откинуться в изнеможении на спину, как она вновь и вновь капризно требовала его внимания. Руки чародея гуляли по её телу, пробуя упругость груди и мягкость живота. После спешили лечь на округлые, крепкие ягодицы. Руну казалось, что прямо здесь и сейчас он хватает жар прямиком из огня, гладит само солнце, укрощает неистовость пожара.
Маг?
Мужчина.
Всё, что было у него до того с Виской — лишь детские, неумелые забавы. Девчонка слезла с него, тяжело и часто дыша. Мокрая от пота, она даровала — ему и себе — краткий миг передышки. Рун чуял, что на следующий раунд у него уже не хватит сил. Но знал, что стоит ей едва вновь оказаться над или под ним — не сумеет себя сдержать.
А ведь он даже не знает её имени.
Девчонка выдохнула и улыбнулась. Убрала мешающуюся прядь волос с лица, оседлала чародея — умеючи и ловко, будто всю жизнь только этим и занималась. Руки Руна схватили её за грудь, сжимая и разминая, в надежде выдавить хоть звук, хоть стон среди этого пугающего, но чертовски увлекающего молчания.
Глухой звук пришёлся некстати. Девица, норовившая вновь утопить чародея в пучинах экстаза, вдруг обмякла, закатила глаза и, будто мешок, завалилась наземь.
Обнажённый Рун вскочил, словно ужаленный — перед ним стояла самая настоящая фурия. Ничего не выражающие, кроме злобы, глаза, зверский оскал. Лохмотья одёжки
— С-Ска?
Не сразу, но в стоящей перед ним демонице он сумел узнать механическую куклу. Утруждать себя объяснениями она не спешила; схватила свободной рукой его обмякшую любовницу за волосы, рывком отшвырнула в сторону.
— Ты что вытворяешь? — рассудок медленно, ползком, но возвращался к чародею. Он закрыл рот рукой — за последнее время это были его первые слова! Морок, долгое время затуманивавший разум, отступил, выпустил из своего плена. Смутившись своей наготы, последний из Двадцати щёлкнул пальцами — штаны с рубахой сами прыгнули на чародея.
Автоматон перехватила малурит покрепче, спешно извлекла изрядно подточившийся мелок. На смену негодованию явилось удивление — парень, прежде чем метать гром и молнии, хотел во всём разобраться.
Вместо ответов, Ска, не церемонясь, рванула его рубаху на себя — пуговицы спешили затеряться в соломенном покрывале. Резкий удар в живот выбил из чародея дух и дыхание — он гакнул, едва не согнувшись пополам. Несчастный живот кричал ему, что обезумевшая кукла вырвала из него целый клок.
Парень поспешно сплюнул кровью, воззрился на взбунтовавшуюся служку и заметил в её руках извивающееся нечто. Тварь была похожа на крохотного, несуразного, абсолютно состоящего из одних лишь теней человечка. Парень не слышал, но готов был поклясться, что оно отчаянно пищало, когда Ска швырнула её наземь и раздавила сапогом — ошмётки разлетелись в разные стороны, грязью прилипли к подошве.
Рун опешил, не находя слов и не спуская глаз с автоматона. Что ещё она сделает? Каких чудищ выудит? Ответ не заставил себя ждать — Ска указала на отброшенную ей девчонку. Удивление, ещё столь недавно осваивавшее трон, теперь спешило уступить место липкому ужасу. Парень разинул рот в безмолвном крике, попятился, едва не споткнулся.
Девчонка двигалась, будто проклятая тряпичная кукла. Недавнее изящество и миниатюрность тела вдруг пошла буграми. Нечто, сидящее внутри несчастной, рвалось из неё наружу прямо сейчас.
Мохнатые отростки разорвали кожу — кровь липкой жижей брызнула на стену, собралась в отвратительного вида комок. Раскачиваясь из сторону в сторону, дрожа и разрываясь, девчонка готова была лопнуть, будто вздувшийся пузырь.
Паук, выпрыгнувший из её чрева, был ужасен. На кончиках лап остались ступни и ладони, голова девчонки заняла центр тела.
Рун едва не взвыл, когда на бесчувственное лицо вдруг лёг зловещий оскал, а закрытые, казалось, навек глаза вновь распахнулись и вспыхнули алым, сузились во тьме до треугольников.
Раскачивались набухшие груди, остро торчали коричневые соски.
Он видел, как двигаются её губы, как выросшие из чёрного, паучьего тулова человеческие руки отчаянно жестикулируют.
Ска сдавила спуск до отказа — малурит ударил ей в плечо отдачей. Огненный шар, будто кравший свет отовсюду, откуда только мог, разросся, прежде чем стрелой метнуться к чудовищу.
Тварь взвыла хрипло и пискляво одновременно. Огненный снаряд швырнул её, что игрушку, впечатал в стену. Искры зарождающегося пожарища потоком пролились на солому под ногами — пламя жадно набросилось на неё, разрастаясь с каждым мгновением.