Последний каббалист Лиссабона
Шрифт:
Подозревая, что вскоре небольшие банды мародеров разойдутся по всему городу, я пулей помчался к дому Диего. Дверь в здание была заперта. Он жил на втором этаже, и я принялся звать его. Стоящий на другой стороне улицы высохший старый сапожник с парой киянок в костлявой руке подозрительно следил за мной. Но стоило мне ответить на его взгляд, как он резко отвернулся.
Я принялся подбирать камешки с мостовой и швырять их в ставни комнаты Диего. Бледная старуха с красными глазами и острым подбородком высунулась из окна третьего этажа. Голова ее была обмотана черным покрывалом, а красный нос почти совсем провалился из-за какой-то болезни.
— Кого тебе надо? — прокаркала она с наваррским акцентом.
— Диего Гонкальвиша. Вы не видели его?
Она преувеличенно резко помотала головой и причмокнула губами. Голосом, который, казалось, склеивал слова, она произнесла:
— Не в моих привычках вмешиваться в чужие дела, знаешь ли. Господь знает, заботится о моих мужчинах каждый день. Но иногда Господь приводит кого-то, у кого есть вопрос, и мы должны отвечать. Потому что Господь следит за нами, и если не ответим, мы…
Я решил, что она пьяна или рехнулась.
— Так он дома? — прервал я ее.
— Ojos, — сказала она медленно и раздельно, словно произносила это слово впервые за всю свою жизнь.
— Что?
— Глаза! У этих португальцев глаза величиной с грецкий орех. И пялятся так, будто хотят увидеть, какого цвета у тебя душа… Не поймешь, какое им дело до этого?
— Слушайте, вы не знаете, Диего был сегодня дома? — спросил я.
— Господь всегда следит. Дьявол всегда следит. И повсюду португальцы с глазами как грецкий орех — тебе не спрятаться. Когда я была…
Я прошептал тихо:
— Рассказывай козлам свои сказки, ведьма!
Собрав еще щебня, я с новой силой стал швырять его в окна Диего.
— Его нет! — завопила она.
— Тогда где он? У меня мало времени!
Она подняла глаза к небу и перекрестилась.
— Людей с его этажа увели вчера, — прокудахтала она. — Мужчины с португальскими глазами.
— Можно заглянуть внутрь? — попросил я.
— А ты кто такой?
— Его племянник, — солгал я.
Она свесилась из окна и окинула взглядом улицу, приподняв верхнюю губу, как обиженный осел. Должно быть, сапожник смотрел на нее, потому что она погрозила ему кулаком и крикнула:
— Иди работай, старый ленивый болван!
Он замахал на нее рукой, словно на умалишенную, наклонился и состроил ей рожу, оттянув пальцем нижнее веко.
Она ответила на его проклятие крестным знамением, потом снова заорала на него. Вытащив из-за воротника ключ, она сбросила его в мои подставленные ладони.
— Не ешь его, — предупредила она. — Он у меня единственный.
Я думал, она насмехается надо мной, но она была убийственно серьезна.
— Даю слово, — уверил я ее.
Поднявшись на второй этаж, я дернул ручку двери Диего, но она была заперта. Соседняя дверь была снесена с петель. Странный запах, напоминающий протухшую воду, доносился оттуда. Прежде, чем выяснить, в чем дело, я вернул ключ соседке.
— Ты еврей? — спросила она. — Потому что они были евреи, знаешь ли.
— Я еврей, — сухо подтвердил я.
Она схватила меня за руку.
— Теперь спроси меня, еврейка ли я.
— Мне надо идти, — ответил я.
Ее ногти впились мне в кожу.
— Спроси меня! — потребовала она, брызгая слюной мне в лицо.
— Ты еврейка? — послушно повторил я.
Я не успел увернуться, и она влепила мне оплеуху сморщенной старческой лапкой.
— Португальские ублюдки, вы не смеете оскорблять наваррскую даму! — заверещала она. — Но я не собираюсь…
Она все еще орала что-то, когда я вернулся к квартире Диего. Я стучал и звал его, но в ответ слышал лишь тишину. Страх за него поднялся в моей душе внезапной волной, и я принялся кричать:
— Диего! Диего! Это я, Берекия!
Ни звука в ответ.
Я зашел в соседнюю квартиру.
Старый Леви Калифа, отставной фармацевт и ученый талмудист, жил здесь вместе с овдовевшим зятем и двумя внуками. Состояние его дома не внушило мне уверенности в безопасности Диего: балдахин со стоявшей в передней кровати был сорван. На восточной стене кто-то нарисовал кровью крест, а под ним тридцатисантиметровыми буквами значилось: «Vincado Pelo Cristo! Мстим за Христа».
С презрением к толпам безграмотных старых христиан, пятнающих пейзаж Португалии, я отметил, что слово vingado написано с ошибкой. Как могли они рассчитывать даже на мимолетный взгляд Бога в свою сторону, не умея ни правильно писать, ни понимать прочитанное?
— Господин Леви? — осторожно позвал я.
Тишина.
Возле дальней стены валялась разбитая дверь в остальную часть квартиры. Перешагнув через нее, я вошел в крошечную комнатку, квадратную, не больше трех пейсов в длину и ширину. Дубовый паркет и шерстяной пуфик были здесь единственными предметами обстановки. Однако никогда раньше я не входил в более наполненное помещение.
Я мгновенно понял, что переступил священный порог.
На выбеленных стенах черными письменами иврита был записан Исход. Полностью. Начиная с имен израильтян, вошедших в Египет за Иаковом и заканчивая побегом еврейских рабов через Красное море и разбитого Моисеем Шатра. Стихи начинались в верхней части восточной стены, прямой горизонтальной линией продолжались на южной, затем на западной и северной, формируя замкнутый круг. Я прикинул, что этих кругов было не меньше двух сотен. Письмена покрывали всю верхнюю часть комнаты подобно священной беседке.