Последний каббалист Лиссабона
Шрифт:
Я делаю глубокий вдох.
— Ты уверен?
— На рассвете ты сможешь сам проверить мои слова. Сейчас, при свете лампы твои глаза вряд ли смогут сказать тебе то же, что видел я. Но это правда. Никакой ошибки нет.
Мне снова приходит в голову, что Бог не случайно послал мне Фарида: Он знает, что мне пригодится помощь столь одаренного подобия Божьего.
Я показываю:
— Но если убийца знал, что может уйти через потайной ход, почему же он вернулся в подвал?
— Может быть, он услышал кого-то в купальне… христиан, например. Или, возможно, да… возможно, он оказался слишком крупным или неловким, чтобы пролезть через узкий проход. В любом случае, он никогда раньше не ходил этим путем. Может быть, он решил, что сможет протиснуться. Но когда обнаружил…
Руки Фарида бессильно падают вдоль тела. Он слабо показывает мне, что у него опять начинается понос. Стыдясь собственного хорошего самочувствия, я провожаю его к уборной. Ночной воздух, сухой и холодный, ударяет нам в лицо. Его лицо кривится от боли, когда я обмываю его обнаженную спину. Борясь со страхом, я думаю: «Я не только не знаю того, как убийце удалось ускользнуть, но теперь должен снова бороться за жизнь другого человека». Мысленно вглядываясь в будущее Фарида, я вижу Ангела Смерти, тень из тысяч пристально смотрящих глаз, стоящего возле одра моего друга. Костлявые руки сжимают меч с горькой каплей, повисшей на остро заточенном кончике лезвия.
При виде этого отвратительного создания Фарид в ужасе открывает рот, из которого вырывается булькающий крик глухого. Молниеносно Ангел Смерти бросает в него свое гнилостное подношение.
И от этой капли Фарид умирает и блекнет и разлагается.
Не будет спасения.
Тело моего друга, безвольно, словно тряпичная кукла, виснет на моих руках, пока мы возвращаемся в дом.
— Фарид, тогда где, во Имя Господа, прятался убийца, когда я ворвался внутрь? Дверь была заперта. В подвале никого не было. Клянусь, никого!
Пока он выдает мне поэтическую фразу о воле Аллаха, я хватаю масляную лампу, свисающую с несущей балки, и иду вниз по лестнице. Как он и говорил, капли крови и следы пятнают пол и стены туннеля, а в том месте, где убийца повернул назад, нашлись группы из пяти отпечатков пальцев. В том месте, где приходится ползти, неопрятные пятна крови, сохранившие отпечаток переплетений волокон ткани, которые я нахожу, скорее всего, оставлены коленом, опершимся на каменный пол. В самом узком месте смазанные пятнышки, кажется, обозначили, как вперед безнадежно вытянулась рука. Когда туннель начинает раскрываться наружу, а я снова могу встать в полный рост, то ничего не нахожу. Ни следов, ни отпечатков ладоней.
Убийца повернул назад. Или исчез.
Глава XI
Фарид оперся ладонью на стену, боясь доверять ослабевшим ногам на лестнице. Он подходит ко мне, садится на корточки, борясь с разрывающей его живот болью, показывая мне:
— Теперь, когда ты знаешь, что убийца ушел не через потайную дверь, опиши мне последовательность своих действий, когда ты обнаружил дядино… все.
Есть все же магия в словах, жестами переданных другу, и она дарит мне новое озарение: как только я повторяю все, что знал, решение приходит ко мне свободно. Кажется, оно все время было во мне, пряталось, свернувшись, словно заснувшая в укромном уголке кошка:
— Геница!
Фарид кивает, словно читая слова мудрости. Жестами он говорит мне:
— Скорее всего, убийца спрятался там, когда ты за дверью звал свою семью. Когда ты ворвался сюда, он лежал среди книг, обнимая тьму. Потом, когда ты ходил наверх за гвоздями и молотком, ты задержался, чтобы спугнуть воришку, посмотреть на толпу на улице. У тебя кружилась голова, и ты сел на какое-то время. Он наверняка воспользовался этими мгновениями, чтобы выбраться на улицу Храма через комнату твоей матери.
— О, Боже… я не посмотрел… то есть, мне в голову не пришло посмотреть, я ведь думал сначала, что его убили старые христиане. Они ведь не могли знать о генице.
— Мы должны проверить, — показывает Фарид. — Мы не имеем права на ошибку.
Отперев крышку тайника ключом, взятым из-за Кровоточащего Зеркала, я вынимаю наши рукописи и письма, и, разумеется, мешочек с монетами. Теперь перед нами голое углубление, и легко рассмотреть пятна крови.
Они покрывают дно подобно бурым теням опавшей листвы, неся отпечатки переплетенных нитей придавленной ткани.
Повернувшись к Фариду, я объясняю ему мою интерпретацию пятен:
— Убийца лежал на правом боку, скрючившись вокруг стопки рукописей. Отсюда все эти пятна от окровавленной одежды на полу.
Его колени были подтянуты к груди, а подошвы его сандалий оставили отпечатки на восточной стенке. Левый локоть упирался в северную стену, и от него на верхнем крае остался сетчатый отпечаток вроде лепестка. Правая рука, вытянутая, сжимала нож шохета. Пока он лежал здесь и ждал, когда я уйду, он несколько раз задел лезвием южную стенку, оставив на штукатурке несколько бледных полосок крови.
Фарид кивает, подтверждая мои наблюдения. Шепотом я произношу:
— Диего.
Мой друг читает по губам и показывает:
— Что с ним?
— С его габаритами он мог не поместиться в лаз, ведущий из подвала в купальню.
— Верно. Но даже у отца Карлоса могли возникнуть трудности.
— Может быть. Но смотри, Диего сказал, что вернется сегодня вечером и приведет человека, который хотел продать дяде рукопись на иврите. А что, если он сказал мне это, чтобы выгадать время? Я должен его найти. Может быть, он пытается сбежать прямо сейчас. И обещаю поискать твоего отца. Я пойду в его тайную мечеть сразу после квартиры Диего.
Пока я возвращаю рукописи и письма в геницу, Фарид медленно подходит ко мне, берет меня за руку:
— Тебе не следует появляться возле Россио.
— Я спущусь к Мавританскому кварталу через Грасу. Все будет хорошо.
— Говори только по-португальски. — Я киваю, и его пальцы говорят: — И возьми мой лучший кинжал. Тот, из Багдада, который способен разрезать пополам даже тончайшую мысль суфия. Возьми его у меня в спальне.
— А что останется у тебя? — жестами спрашиваю я.
— Один из отцовских. Длинный, из Сафеда. Он бы хотел…