Последний коршун
Шрифт:
Так хорошо раздумался о Варьке, что совсем забыл, зачем пришёл. Стал он дремать, а тут вдруг слышит: девочки шепчутся. Не поймёшь: обсуждают что-то или ругаются. Прислушался — и спать расхотелось.
— Он за меня всё сделает, — шептала Варька. — Что ни скажу, всё сделает.
— И с дерева спрыгнет?
— И с дерева спрыгнет. Только за тебя не спрыгнет, а за меня спрыгнет.
— Это почему же?
— А потому что он мне суженый.
— Как это? — не поняла Сонька.
— А так — жених.
Сонька с опаской уставилась на печку.
— Жених, говоришь, а сама не
— Что ж он — дурак, чтоб прыгать по-глупому? Он ловкий, — заверила Варька, — И за меня что хошь… даже… это самое… жаворонка поймает!
— Ой, что надумала! Какого ещё жаворонка?
— Ну, того самого, который на яме…
Варька оставила шитьё, взобралась на лежанку и задышала Валерке в лицо.
— Валер, а Валерик, — вкрадчиво сказала она, — а ты мне жаворонка принесёшь?
— Это какого?
— Ну, о котором говорил…
— Это можно, — солидно согласился Валерка и подумал о Варьке приятно: «Ишь ведь, слыхала!»
— Небось и жаворонка никакого нету, — надула губы Сонька. — Мало ли чего наболтают!
— Вот сама и болтаешь, как сорока на заборе! — разозлился Валерка.
Он скатился с печки, накинул пальто и побежал на ферму.
Над скотным двором поднимался пар, разогревали горящей паклей трактор, скотницы разносили корм. А за силосной ямой на кучке соломы сидела птичка. Только жаворонок ли? Может, воробей? Нет, воробей — тот без хохолка, да и помельче. Жаворонок! Точно! И, видно, неплохо жилось ему здесь — вертел хохлатой головой, блестел сытыми глазками и пускал из клюва струйку пара, будто цигарку курил. И на мороз никакого внимания — шубка на нём перьевая с подпушкой. И людей и скота не боится — привык! Ох и получит Сонька лупцовку! Правда, некрепко, всё же девчонка…
Валерка вытер отсыревший нос, снял шапку и стал обходить жаворонка с тыла. Пристроился сзади, постоял не дыша, прикинул, как ловчее прикрыть, шваркнул носом — и прыг! Попался, голубчик!
Валерка осторожно приподнял шапку, заглянул под неё, а там — никого. Жаворонок стоял поодаль и озорно посматривал на него: что, поймал? Держи карман шире!
— Ты чего здесь безобразишь? — закричала девушка, катившая тачку. — Зачем птичку гоняешь?
Валерка спрятал озябшие руки в карманы и для вида пошёл прочь, но, как только девушка скрылась, вернулся обратно и со зла запустил в птичку мёрзлым комком. Жаворонок взлетел, покружился над ямой и провалился в клубы пара. Был — и нет его!
«Ну теперь от меня не спрячешься!» — подумал Валерка, сел на край ямы и свалился вниз. Метра два пролетел, шмякнулся на мягкий кукурузный силос и чихнул от уксусного духа. И сразу же нашарил рукою что-то пушистое. Поднёс к глазам: ух ты, жаворонок! Но что это с ним?! Крылышки смяты, клюв раскрыт, гребешок свалился набок. Валерка зажмурился, чувствуя, как прыгает сердечко под нежным пушком: тук-тук, тук-тук! Живой! И заранее ликовал, представляя, как ахнет Варька, когда он вручит ей подарок! Ох и посмеются они над Сонькой!
Валерка спрятал птицу за пазуху и полез по лесенке наверх. У самой бровки огляделся — нет ли кого? — и выбрался наружу. Он продышался от кислого духа, неслышно проскочил мимо скотниц
Вся деревня сверкала, как игрушечная, дым из труб валил столбом, снежная благодать вокруг. Валерка дышал полной грудью, щурился от солнечной синевы и осторожно трогал рубаху. Варькин жаворонок шевелился, щекотал живот, нежно царапался, словно бы просился на волю.
И вдруг кто-то рядом тирликнул. Валерка огляделся — нет никого. Прислушался к запазухе — не оттуда ли звук? Нет, не оттуда. Поднял голову и увидел ещё одного жаворонка — он завис над ним и жалобно кричал.
— Кыш! — замахал Валерка рукой. — Кыш!
Но жаворонок не улетал. Он опускался, чуть не касаясь Валеркиной головы, и снова поднимался — и не переставал кричать. Откуда он здесь? И что привело его сюда? И тогда вдруг Валерка подумал: а вдруг это друг той самой птицы, что сидела у него под рубашкой? Может, суженый её? И не кружил ли, чтобы спасти свою подружку? Но почему же они вместе не улетели на юг?
Однако, что бы там ни было, решил Валерка, поздно уже. Летай, летай себе на здоровье, а птичку всё равно тебе не отдам— теперь она Варькина, а не твоя. Он низко нагнул голову и припустил по деревне. А потом сбавил скорость и поневоле глянул наверх. Глянул и обмяк от бессилия: над ним по-прежнему кружил жаворонок и по-прежнему кричал, а что кричал, не разобрать. Но ясно, что это была слёзная просьба — не разлучать.
Валерка вытащил жаворонка, подержал его немного в руке и поднял над собой. Будь что будет! Даже если Варька его не простит, он не мог поступить иначе. Птица полежала на ладони, привыкая к морозу и свету, царапнула лапкой кожу и вспорхнула.
В солнечной синеве затренькали два колокольчика, превратились в точки и растаяли вдали.
Чихачёвская артель
Федька делал уроки, время от времени отрывался от них и, скучая, поглядывал в окно. Стадо гусей у высохшего колодца, курица с выводком цыплят, спящий прямо на проезжей дороге пёс — всё привычно, не к чему прицепиться, поневоле будешь делать уроки. Вдруг, однако, Федька оживился. На улице, у новенького сруба, появились близнецы — Мишка и Никишка Чихачёвы и стали возиться у верстака. Отец их Ефим, рабочий леспромхоза, по вечерам возводил новую избу — с большой кухней, горницей и комнатой для сыновей. Вот они и старались. Даром что шестилетки, а трудились, как муравьи. Отца и сыновей так и называли в деревне — Чихачёвская артель. Интересно, что они там возятся у верстака?
Федька влез на подоконник, огляделся по сторонам и спрыгнул в палисадник.
— Бог в помощь, работнички! — солидно сказал он, подходя к близнецам. — И чего вы тут ладите, если не секрет?
Братья оторвались от верстака и уставились на Федьку — Мишка подозрительно, а Никишка улыбаясь во весь рот.
— Ручки к носилкам делаем, чтобы глину таскать, — ответил Никишка.
— Это под фундамент, что ли?
— Ага.
— Это сколько же вам таскать-то её?