Последний коршун
Шрифт:
Взрослые пошептались, вглядываясь в плавни.
— Да куда ты это в ночь такую собрался? — вдруг громко спросила тётя Даша.
— Нюрку вот хотел к Насте отвезти!
— Нюрку-то? Так её, может, волк давно уже съел, а то ещё и утонуть могла. Хоть и неглыбко здесь, а плавать-то она не умеет…
— Так что же делать тогда?
— Придётся в милицию заявить…
И тут из камышей раздался лай, выскочил Полкан, завертелся в ногах взрослых людей, забрызгивая их водой.
— Я здесь! — закричала Нюрка, выбралась из кустов и тут же полезла в кабину. — Куда поворачивать, дядя Егор?
— Ишь ты, прыткая!
Так
И вдруг — тишина. На светлой полянке сидят люди на кучках соломы и едят, и тени от них уползают в поле, как змеи, сливаясь с ночной тьмой. Нюрка долго не могла понять: где она? кто она? зачем она здесь? Но вот наконец вспомнила себя и нажала на гудок. И тотчас отделился от сверкающей полянки мотоциклист в комбинезоне, подошёл к машине и угрожающе приблизил к Нюрке своё чумазое лицо, белые зубы и голубые, в искорках глаза.
— Проснулась, полуночница?
— Ой! — испугалась Нюрка.
— Не узнала, что ли?
В следующую минуту Нюрка уже висела на шее у матери, вдыхала в себя дух бензина и обмирала от счастья. Люди улыбались, завидуя Насте и вспоминая своих малых детей, а Нюрка — хватит обниматься! — вылезла из мамкиных объятий и нетерпеливо спросила:
— А ты мне дашь покушать?
Она ещё никогда не ела борща в поле, да ещё ночью, да ещё при звёздах в небе, да ещё с мошкарой, звеневшей над миской. А поев, вспомнила про ватник, который привезла для мамки.
— Вот умница, дочка, а я и забыла про него.
— А кто к тебе ещё приехал, угадай!
Промучив мамку минутку-другую, Нюрка весело полезла в кабину, обшарила сиденье, вдруг опустилась на пол и затаилась.
— Ты чего там? — спросила Настя.
— Пропала!
Нюрка всхлипнула разок-другой, хотела уже дать хорошего рёву, но в это время из темноты вынырнул дядя Егор с куклой в руке.
— Лялька моя!
Нюрка схватила куклу, обцеловала её и спрятала за пазуху — ночь была холодная, как бы не простудилась ещё! И, уже совершенно успокоенная, дала себя закутать в ватник, покачать, как маленькую, и уложить в соломенный стожок.
— Мы к папке когда поедем?
— Проснёшься утром, тогда и поговорим. Спи!
В чёрном небе закружились звёздные светлячки. Они мигали, опускались всё ниже, плясали и гасли один за другим.
Так и не услышала Нюрка, как мать ушла в поле, где её поджидал нетерпеливый трактор.
Жаворонок для Варьки
Валерка лежал в постели
— О жаворонке не слыхал? — спросила она.
Валерка не шелохнулся. Он дочитал страницу, перевернул следующую и только тогда поднял голову.
— О каком ещё жаворонке?
— А я думала, оглох. Обыкновенном! На силосной яме объявился.
— Брехня! — уверенно сказал Валерка и снова уткнулся в книжку.
— Сама не видела, а девушки говорят. Я и подумала: может, тебе интересно.
— Брешут твои девушки, — отрезал Валерка. — Зима сейчас, какие жаворонки?
— Учёная ты у меня голова! — усмехнулась мать, — Однако с постели слазь. Небось не завтракал ещё?
Валерка наспех помылся и сел к столу. И ел, продолжая читать, но о чём читал — не соображал. Всё это враки насчёт жаворонка, решил он, но в то же время колебался: с чего бы это врать? А если правда? Вдруг на самом деле жаворонок прилетел? Может, в климате что-то изменилось? Сейчас ведь всё меняется.
Валерка захлопнул книжку, накинул пальто и побежал к Варьке, своей приятельнице, — новость с ней обсудить. «Эх, сейчас удивится!»— подумал и шибче припустил.
Дома Варька была не одна. За столом сидела и строчила на швейной машинке Сонька Гущина, первая мастерица среди девчонок, худущая и нескладная, как коза. Её и дразнили «козой», но она не обижалась, потому что знала: всё равно к ней прибегут, если чего понадобится шить. Поглощённые работой, девочки не сразу заметили, как вошёл Валерка. Он потоптался у порога и грохнул кулаком о пустое ведро.
— Ой, кто это? — обернулась Варька. — Ты, Валерик?
Она подлетела к нему и стала стягивать пальто.
— Некогда мне с вами! — оттолкнул он её, — На силосной яме жаворонок объявился!
Выпалил одним духом и уставился на Варьку: удивится ли? Но Варька махнула рукой и снова вцепилась в пальто.
— Полезай на печку, погрейся, пока мы фестончики закончим, а потом я тебя чем-нито покормлю!
Валерке стало досадно — не удивилась! Он покорно дал стянуть с себя пальто, сбросил валенки и полез на печку, где сушились яблоки и дремал на овчине чёрный кот. Разлёгся на горячих кирпичах и стал думать о жаворонке. Почему отбился от своих? Как устроился на ферме? Что ест-пьёт? Дотянет ли до весны? А то ведь скоро ручьи загремят, с юга прилетят птицы, кинется он к ним, а те его взашей погонят: пошёл от нас, приблудыш!
Долго Валерка думал о жаворонке, потом вдруг вспомнил про угощение и почувствовал голод.
— Ну давай чего обещала! — напомнил он.
— Счас!
Варька достала ухватом чугунок из печи, из сеней принесла запотевший кувшин. Снял Валерка крышку с чугунка, заглянул в кувшин: вкуснота! От картофелин пар валит, на молоке коричневая корочка сморщилась.
Наелся Валерка так, что дышать тяжело. Распустил поясок, снова взобрался на печку, лежал на тёплой овчине и думал о Варьке: заботливая. И пошутить с ней можно. Хозяйственная. Да ещё какая! Пока мать на ферме, сама всё приготовит, даже тесто ставить умеет. А сейчас надумала себя обшивать-одевать, у Соньки выучилась. В школе, правда, слабо тянула, ну а он, Валерка, на что? Завсегда поможет.