Последний коршун
Шрифт:
— Много.
— Ну-ну!
Мишка поправил за ухом плотницкий карандаш и стал гонять рубанок взад и вперёд, сбрасывая стружки, а Никишка — сгребать их к мусорной куче, в которой возился поросёнок. Федька оглядел глиняную кучу и покачал головой. Ой-ой, сколько таскать! Поросёнок подошёл к ней с другой стороны, обнюхал и плюхнулся в неё, как в ванну.
— Пшёл! — заорал Никишка и припечатал его метлой.
— Ишь, развалился! — не удержался и Мишка, жахнув поросёнка ногой.
Федька смотрел на братьев скучающими глазами — суетились много, а
— Ну чего привязались? — вскинулся Федька. — Может, ему для здоровья так надо?
Он обошёл поросёнка, почесал большим пальцем ноги у него за ухом, потом уставился в небо и что-то пробормотал.
— Ты чего? — удивился Никишка.
— Думаю, однако…
— А об чём?
— А об том: умные вы или дураковатые?
— Умные, — ответил Никишка за себя и за брата.
— Я тоже так считал, а потом передумал.
— Это почему же?
— А потому что глину таскаете сами.
Близнецы переглянулись, не понимая, куда клонит Федька.
— Чем хрюшку зря молотить, лучше принесите хлеба и верёвку покрепче.
Зачем и для чего — братья интересоваться не стали. Федька был постарше, учился в школе и зря не станет говорить. Они вынесли хлеба и моток белого шнура. Федька попробовал шнур на зуб и подёргал руками.
— Сойдёт, — сказал он и перочинным ножом разрезал его на три куска. — А теперь давайте хлеб сюда.
Федька присел на корточки и подёргал поросёнка за хвост. Тот не шелохнулся. Тогда Федька помахал краюхой перед его мордой. Поросёнок приоткрыл один глаз, потом другой.
— Что, вкусно?
Поросёнок нетерпеливо уркнул.
— Тогда вставай, не ленись.
Поросёнок послушно встал.
— А теперь за мной!
Подманивая хлебом, Федька вывел его на середину двора и только там отломил от краюхи кусок. Пока поросёнок ел, Федька подсунул под брюхо шнур, затянул узлом на спине и приладил с боков другие концы, сделав из них вожжи.
— А то сами таскаете! сказал Федька и тряхнул вожжами. — Теперь тащите сюда свой шарабан.
Жаль, в это время не было Ефима Чихачёва, а то бы порадовался, глядя, как прянула со двора шумная ватага: впереди Федька с краюхой, за ним поросёнок с тележкой, а с боков близнецы с лопатами навскидку.
— Ать-два! Ать-два! — командовал Федька, на бегу распугивая кур и голубей, — Разойдись!
У плетня команда притормозила — тропа вела к овражку с глиняным откосом, а впереди — калитка на огород. И вдруг ни с того ни с сего поросёнок помчался к калитке.
Держи его! Держи!
Но было уже поздно — поросёнок пролез в огород, свернул на грядку, зацепил картофельный куст и вырвал его с клубнем. Розовые картофелины рассыпались по борозде. Мальчики тянули вожжи в обратную сторону, поросёнок при этом, как ни странно, успевал подрывать всё новые и новые кусты и пожирать летящую с них картошку.
— Тппрру, шкода!
— Стой!
Но поросёнок топтал всё на своём пути.
Вдруг толчок — отвязались вожжи. Федька шлёпнулся на спину, Мишка повис
— Это что за представление? — хмуро спросил Ефим.
Поросёнок мотнул башкой и помчался к выходу. Федька ринулся за ним, ухватился было за край тележки, тележка осталась у него в руках. А поросёнок скатился в овражек и плюхнулся на глиняный отвал.
— Ну и что скажете, артисты?
Растерзанные и грязные, близнецы стояли перед отцом и сопели.
— Это всё хряк виноват! — сказал Федька, потирая коленку.
Ефим покосился на него.
— Ладно, сами разберёмся.
Он взял сыновей за уши и так повёл их домой. И долго слышались кряхтенье, недовольные вскрики и возня. А Федька всё стоял на огороде и ругал поросёнка. Потом он поплёлся домой.
Возле старой избы Чихачёвых Федька чуть задержался. Из окна, как по команде, выглянули близнецы, умытые и одинаковые, как куклы-матрёшки.
— Федька! — крикнул не то Мишка, не то Никишка. — Айда с нами обедать!
— Не, — сказал Федька и мотнул головой. — Уроков — во!
За близнецами стоял обнажённый по пояс Ефим и растирался махровым полотенцем. Все трое, отец и сыновья, смотрелись из окна, как с фотографии. Это была уже снова дружная и работящая семья — Чихачёвская артель.
Чья лопата сильнее?
Когда ребята пришли на колхозный огород, вожатая Наташа раздала лопаты, внимательно всех оглядела и вдруг улыбнулась Мишке Синякину.
— Ты будешь примером для всех и покажешь, как надо работать, — сказала она. — Пусть в колхозе не думают, что городские ребята белоручки. Договорились?
За что примером для всех был назначен Синякин, а не кто-то другой, было неясно. Может, за то, что он был выше всех? Сам он никому не собирался показывать примера и вот прямо-таки изнывал от тоски, ковыряясь лопатой в земле и глядя на тёплое небо, на лес у реки, на уютные копны, которые так и манили поваляться в них и поспать. Стоит ли говорить, как он обрадовался, когда Наташа ушла? Её зачем-то вызвал к себе бригадир Володя, и теперь неизвестно, когда она вернётся. Стараться стало неинтересно и вообще работать было уже ни к чему: никто всё равно не следил, никто не хвалил и не ставил в пример.
Синякин потёр поясницу и огляделся. Все ребята усердно трудились. Рядом сопел второклассник Санька Горшков. Он так быстро копал и выдёргивал свёклу, будто надеялся, что ему за это орден дадут. Синякин вразвалку подошёл к нему.
— Эй, Горшок, тебе что, больше всех надо?
Санька испуганно уставился на Синякина. Мишка и сам не знал, чего хотел от Горшкова. Ему было только противно, что тот так старается. Он осмотрел лопаты — свою и Горшкова: Санькина лопата была с поперечной рукояткой на длинном черенке, а у его лопаты не было никакой рукоятки. Обидно!