Последний круг
Шрифт:
Сразу после возвращения из Финляндии начал непосредственную подготовку к чемпионату СССР. Решил побить там рекорд мира.
Мы с Васей Савинковым, рекордсменом страны на 1500 метров, провели контрольную прикидку на трех кругах — 1200 метров. Это обычный контрольный отрезок. Перед Римом я пробегал его за 3:06–3:07. Сейчас, перед чемпионатом СССР 62-го года — за 2:58,6. Тут же провел скоростную тренировку 10 по 1000 метров. Каждый километр проштамповал за 2:42,5, на полсекунды быстрее, чем в 60-м году. В общем, лучше я был подготовлен.
Но рекорды на стайерских дистанциях бьют обычно при идеальных условиях. Мне, однако, не повезло. Перед самым забегом прошел дождь. Дорожка в Лужниках намокла и стала тяжелой. Да и о помощи речи быть
Решили выходить из 28 в Белграде. В золотой медали уже не сомневался, думал о мировом рекорде. Все-таки были основания для оптимизма: никому из стайеров за лето не проиграл я на дорожке и результаты имел лучшие в мире.
Правда, допустил-таки я одну промашку. Это было на сборе в Путе-Водице перед поездкой в Белград. После напряженной тренировки выпил я ковш ледяной воды прямо из колодца. Забыл я, что бедный мой организм работает на пределе возможностей, что реагирует он сейчас на малейшее воздействие. И вот, пожалуйста, реакция — почки. Перегрузка почек. Так схватило, что ходить не мог. Мне бы селедочку поесть, чтобы восстановить соляной баланс, а потом просто рот прополоскать. А я ковш воды выпил, дурень. Наш врач Григорий Петрович Воробьев дня через три привел меня в порядок с помощью антибиотиков. Но что-то во мне уже нарушилось. Прошли почки, разболелся желудок. Лимонадом несвежим отравился. Хорошее промывание сделало свое дело. Я быстро пришел в себя, но было досадно, что не смог полноценно провести очень важные последние тренировки.
Уже в Белграде новая напасть, ногу подвернул. Ту же самую — левую, которая меня в 58-м году мучила. Но несколько физиотерапевтических процедур в белградском медицинском центре и мягкая опилочная дорожка сделали свое дело. К первому дню чемпионата — а в этот день был финальный забег на 10 тысяч метров — я чувствовал себя абсолютно здоровым.
На рекорд я решил идти лишь в том случае, если на первых километрах будет достаточно высокий темп. Увы, никто из участников лидировать не захотел. Пришлось мне взять инициативу на себя. Километра два я тащил француза Боже и очень злился. Злился на то, что бегуны, как на подбор, попались неинтересные, отсиживаются сзади и не хотят бороться за золотую медаль. Подумав так, я решил, что рекорд уже не состоится и что тащить за собой весь этот обоз нет никакого смысла. Я прибавил и ушел вперед, прихватив симпатичного невысокого немца Фридриха Янке. Вот он мне помог немного. Вышел разок вперед. И я его тоже протащил, увел от преследователей, помог получить серебро. Ровно за круг я оставил Янке и хорошенько спуртанул. Никто и не пытался меня догнать.
Результат был, конечно, далек от мирового рекорда — 28:54,0. Но золотая медаль чемпиона Европы — это тоже кое-что значит. Вторым был Янке — 29:01,6, третьим и четвертым — англичане Фаулер и Хаймен, потом француз Боже и Леонид Иванов.
После золотой медали я решил попробовать сделать дубль — выиграть и «пятерку». Соперники здесь были более серьезными, но я играл в беспроигрышную игру: самое малое — я чемпион только на одной дистанции, но все равно чемпион. Был лишь один путь к успеху — хороший темп и большой отрыв на дистанции. Помочь мне могли только наши ребята — Самойлов и Никитин. Однако еще до забега я не очень рассчитывал на них. Оба неважно разбирались в ситуации на дорожке и не любили (наверное, из скромности) роль лидера. Иностранцев тоже устраивал невысокий темп, поскольку среди участников было несколько сильных средневиков, рассчитывавших на успех с помощью быстрого финиша.
Хуже всего то, что в день финала дул сильный ветер. А при ветре особенно тяжело лидировать. Но хочешь не хочешь, пришлось опять мне тащить весь караван. К концу дистанции я так наглотался этого ветра, что убежать не смог. На финише была здоровая рубка, всех обыграл англичанин Брюс Талло, он бежал босиком. А я был третьим, после поляка Казимира Зимны.
— Как считаешь, помешала тебя «десятка» выиграть первое место на 5 тысяч метров?
— Очень помешала. Не столько даже сказывалась физическая усталость, сколько отсутствие серьезного стимула. Если бы не было золота на 10 тысяч, я обязательно стал бы чемпионом на «пятерке». Умер, но стал бы!
— Ты еще пытался в том году улучшить мировой рекорд?
— Нет, устал я все-таки очень. Выиграл напоследок длинного сезона «пятерку» на командном чемпионате страны в Ташкенте и уехал в Донбасс.
— Зачем?
— Брумель, Тер-Ованесян и я по командировке ЦК ВЛКСМ отправились в Ворошиловград для встреч с молодежью.
— Но ведь ты к этому времени вышел уже из комсомольского возраста.
— За два года до этого, после Олимпиады в Риме, меня занесли в книгу Почета ЦК ВЛКСМ. Как сам понимаешь, это не только награда, но и ответственность. Она ко многому обязывает. В 61-м году по комсомольским командировкам я ездил в Костромскую и Калужскую области, выступал перед школьниками, а теперь — Донбасс.
Выступали мы каждый день по два-три раза. В основном перед школьниками и шахтерами. Сперва в Ворошиловграде, а потом разъехались по разным городам области.
Мне кажется, и эта поездка, и все ей подобные были ненапрасными. Я и сейчас получаю письма такого примерно содержания: «Вы однажды выступали в нашей школе, и после этого я решил стать бегуном. Уже выполнил разрядный норматив…» Ворошиловградские школьники, между прочим, до сих пор регулярно проводят соревнования на кубок, который я подарил им в 1962 году. Мне его вручили за победу на открытом чемпионате Румынии, а я подарил ребятам.
— Что тебе большее всего запомнилось во время поездки по Донбассу?
— Спуск в шахту. На местном стадионе, расположенном у самого копра, я проводил занятия с легкоатлетами. Сразу после тренировки они отправились на работу и пригласили меня в забой.
На лифте мы спустились на глубину 160 метров, а потом такое же расстояние прошли вниз по узкому шурфу. Ширина пролета — 70 сантиметров, держится пласт на коротких деревянных чурбаках. Вот по ним мы и карабкались. Вниз 160 метров, потом столько же вверх. Меня вели два пожилых человека — директор треста «Краснодонуголь» и секретарь райкома партии. Поверишь ли: я шаг делаю, они — пять. К концу едва руками и ногами двигал — так устал. Все мышцы болели, будто и не бывало у меня в жизни тяжелых тренировок. Потом долго в себя прийти не мог. А я ведь не работал, только спустился и поднялся.
Посмотрел я, как вкалывают шахтеры, и задумался о своем спорте. За полчаса до спуска в забой ребята ахали, разглядывая мои медали. Но после спуска в шахту эти медали — по крайней мере в моих собственных глазах — в значительной степени поблекли: шахтерский пот посоленее стайерского. Понял я, что у нас, спортсменов, великоват должок перед трудящимся народом.
Глава X. Старый молодой человек
— Самый лучший отдых — это переключение. Так написано в любом учебнике физиологии. Но переключаться тоже можно по-разному. После сезона 59-го года я совсем перестал бегать. По утрам просыпался с желанием выйти в парк в кроссовых туфлях. Однако я подавлял это желание, считая, что надо дать нервной системе отдых от бега. Даже зарядку не делал. Уже через восемь дней понял, что совершил ошибку. Я жил тогда в Сокольниках в новом спартаковском доме на седьмом этаже. Лифтом обычно не пользовался; на своих двоих поднимался быстрее. А после недели отдыха чувствовал усталость уже на пятом этаже. Организм был потрясен резкой переменой в двигательном режиме.