Последний Персидский поход
Шрифт:
Кузьмич поднялся, вышел из комнаты.
В окно было видно, как он скорой походкой спешил к УАЗику.
Уазик и БТР выехали в ворота.
Никитин и Джагран молча сидели в комнате.
Вскоре в небе застучали винты.
Никитин облегченно вздохнул, и предложил Джаграну:
– Пошли в бассейн. Все уже кончилось.
– Боюсь, что только начинается,– напророчил Джагран.
Глава 3
***
Титры: Анапа. Краснодарский край. СССР
2 июля 1988 года.
Кирпич вошел в комнату, блестя мокрыми волосами.
Николай Иванович с Мариной, действительно, без него чаепитие не начинали, и Кирпич второй раз за этот день смутился.
– Извините, что я так долго,– сказал он, стараясь смотреть на накрытый стол, а не на девушку.
– Ерунда,– ответил старик, делая приглашающий жест, - садись.
Чаепитие началось с того, что хозяин достал из холодильника бутылку домашней настойки и нацедил три рюмки – две полные, в одну чуть-чуть.
– Ну, что ж, давайте помянем остатний раз Олежку Бойко, нашего соседа, моего ученика, и твоего, Коля, боевого товарища, храброго солдата и отличного парня. Вечная ему память!
Опрокидывая рюмку, Кирпичников, бросив взгляд на Марину, заметил, что у той глаза на мокром месте. Зря затеял дед эту панихиду, ведь знает же…
Настойка неожиданно взбодрила, и Коля, только что опасавшийся, как бы не заснуть прямо за столом, обрел второе дыхание.
Николай Иванович, к счастью, по второй наливать не стал, и перешли непосредственно к чаю.
Сначала пили в тишине.
Марина, наклонив голову над чашкой, долго болтала в ней ложечкой.
Коля осторожно пригубил из своей чашки – чай оказался огненно-горячим, и поставил ее обратно, не зная, что делать дальше.
Николай Иванович, как ни в чем ни бывало, выхлебал здоровенный бокал и попросил налить еще.
Пока Марина исполняла просьбу-приказание, дед попытался разрядить обстановку.
– Что же ты, Мариночка, за нашим гостем совсем не ухаживаешь? – спросил он наигранно-строгим голосом.
– Ах, да, конечно, – Марина оторвалась от своей чашки и начала пододвигать Кирпичникову вазочки.
– Вы варенье любите? Вот персик, прошлогодний, конечно. А вот это – зеленый грецкий орех. Вы такое пробовали?
Кирпичников молча замотал отрицательно головой, глядя на нее.
– Попробуйте, очень вкусно!
– Она сама все это варила! – с гордостью заметил ее дед.
Кирпич, не любивший сладкого, в качестве закуски и к водке, и к чаю предпочитавший сельдь пряного посола, из вежливости положил себе в блюдечко орехового варенья.
Оно было болотно-зеленого, не слишком аппетитного, цвета. И впрямь любопытно, что же это такое.
– У нас в Сибири грецкие орехи не растут…– Зацепив ложечкой, попробовал и неожиданно для себя открыл, что ЭТО ему нравится.
– Совершенно необычный, незнакомый, чуть вяжущий вкус.
Николай Иванович поднялся из-за стола.
– Вот что, молодежь, вы тут сидите, болтайте, а я отправляюсь на боковую. Спокойной ночи.
Интересно, подумал Кирпич, о какой «болтовне» идет речь, если они с Мариной еле перекинулись двумя-тремя фразами? Тут он вспомнил, что у него нет курева.
– Извините, Николай Иванович, вы меня пачкой сигарет не ссудите? Понимаете, не успел сегодня запастись, как кончились…
Старик с укоризной посмотрел на него.
– Ты чего, солдат? У нас на фронте поделиться табаком с товарищем считалось святым делом. Бери, сколько надо, вон там, на буфете.
В указанном месте лежали аккуратно сложенные красные пачки все той же «Примы». Но Кирпич был сейчас рад и этому.
– Спасибо.
– Пустое,– махнул рукой Николай Иванович, и вышел, не оборачиваясь.
Коля остался с девушкой один на один.
– Хотите еще чаю? – спросила она, поднимая на него свои необыкновенные глазища.
– Нет-нет, спасибо, - совсем растерялся под этим взглядом Кирпичников, - извините, я выйду покурить.
…………………………………………………
Кирпич курил на крыльце. Уже стемнело. Очень черное звездное небо напоминало такое же черное и звездное афганское, но оно было НЕ ТАКОЕ. И сама темнота была ДРУГОЙ, неопасной. Она пахла розами, а не пылью, в ней стрекотали цикады, а не приближающийся мотоцикл духа - разведчика маршрута для идущего следом каравана с оружием, вспыхивали огоньки светлячков, а не трассеров. Она не держала в постоянном напряжении, заставляя не выпускать из рук автомат, а, напротив, исцеляла душу, словно погружая ее в струи Леты, ласково обнимая, обтекая и заставляя забыть обо всем дурном. А, заодно, настраивая на романтический лад…Последнее Коля ясно ощутил, едва опустился на лавочку под оплетенной виноградом решеткой, даже не закуривая. Ему хватало одуряющих ароматов цветов, мокрых листьев (только что прошел легкий дождик), хвои можжевельника. Забивать всю эту роскошь вонью «Примы» было бы просто кощунством.
Распахнулась дверь дома, и в светлом проеме появилось то самое, что «упрямо лезло в голову» и не давало Кирпичникову покоя – стройная фигурка девушки, в которую он безнадежно и бесповоротно влюбился за каких-то пару часов.
Коля вздохнул, закуривая вонючую «Приму», чтобы скрыть волнение.
Марина спустилась с крыльца и неслышно приблизилась к нему.
– Можно…?
– Конечно,– ответил Кирпич, давясь горьким дымом и едва сдерживая кашель, подвигаясь.