Последний Персидский поход
Шрифт:
Марина помолчала, а потом по-бабьи, а может, по-детски всхлипнула.
– Ужас. Какой ужас!
Коля рефлекторно протянул руку и погладил ее по головке, как ребенка, и она тут же, ткнувшись ему в широкую грудь, разрыдалась по полной программе.
Кирпич не знал, что делать и продолжал гладить ее волосы, тупо приговаривая:
– Ну, ну… Не надо…
Никогда и ни к кому не испытывал строгий командир второй роты спецназёров капитан Кирпичников такой безграничной, всепоглощающей нежности. Сейчас он любил ее, «…как сорок тысяч братьев любить не могут», причем в тот момент эта любовь была именно братской, и никакой другой. Ему больше всего на свете хотелось защитить, закрыть собой от злого мира это слабое прелестное создание, доверчиво орошающее слезами его футболку.
Марина, выплакавшись, оторвалась от груди Кирпичникова, вытирая глаза кулачком, как маленькая.
– Прости, - сказала она.
– За что? – искренне удивился Коля.
– Ты теперь весь мокрый! – улыбнулась она, продолжая растирать по щекам все еще текущие из глаз слезы.
– Ерунда! У меня есть сухая футболка, а эту…– Кирпичников не сразу решился сказать о том, что собирался сделать всерьез, - эту я положу в отдельный пакет, и никогда больше не буду надевать и стирать.
– Теперь ты – как рыцарь!
– Почему?
– Рыцари, уходя в Крестовые походы, всегда брали с собой какую-нибудь вещь своей Прекрасной Дамы. Чаще всего это был платок, орошенный ее слезами. Коля, скажи: я теперь твоя Прекрасная Дама? – Несмотря на наигранно-шутливый тон, взгляд ее стал пытливым.
Коля заметил это и не замедлил с ответом:
– Да,– честно ответил он.
Последовала пауза, во время которой Марина смотрела на него, словно обдумывая какое-то важное для нее решение.
Кирпичников, тоже молчал, мечтая, чтобы эта пауза длилась вечно.
– Вы, наверное, спать хотите, - скорее утвердительно, чем вопросительно, произнесла девушка.
Ну вот, опять на «вы», упал духом Николай. Может, оно и к лучшему, он и так уже перешел грань дозволенного.
– Это точно. Пора уже. Мне завтра с утра в аэропорт. Спокойной ночи!– Кирпич резко поднялся и, не оборачиваясь, зашагал по дорожке, хрустевшей битым ракушечником.
***
Титры: Шихванд. Провинция Фарах. Афганистан.
2 июля 1988 года.
Едва выскочив из машины, советник местного МГБ, одетый в царандоевскую форму без знаков различий, ростом и фигурой похожий на колобка из сказки, аж трясясь от «праведного гнева», налетел сперва на старшину Гуляева, который с голым торсом играл в пинг-понг с советником-«комсомольцем», на столе, установленном под фонарем во дворе.
– Кто?.. Кто позволил?.. Почему мне сразу не доложили?
Прапорщику Гуляеву за тридцать, у него более солидный вид, чем у Никитина, и генерал принял его за командира группы. Он удивленно пожал плечами.
– А что? Разве положено? – искренне удивился он. Старшина уважает начальство любых ведомств и рангов, но ведь Колобов в «царандойке», считай – в «гражданке». Знаков различий нет. Откуда знать, кто перед тобой? Тем более, что как раз не положено! Гуляев выдал свою тираду и смущенно молчит, тиская в руках теннисную ракетку.
Вышедший на крыльцо виллы Никитин, тут же пришел на помощь подчиненному. Никитин только вылез из бассейна и потому в одних мокрых трусах. Спрашивает «колобка» почти нежно, подражая Шуре:
– Чего-нибудь случилось, Владислав Иванович?
Генерал аж синеет от злости.
– Случилось? Нет, это с тобой что-то случится! Почему в таком виде? Почему не подается команда «Смирно»?
– Личный состав находится на отдыхе после боевых действий. И вообще, товарищ генерал-майор госбезопасности,– Никитин сделал упор на последнем слове, - мы с вами служим по разным ведомствам, и подавать команду я не обязан. К тому же команда отдается не человеку, а погонам, которых на вас нет.
Колобок, узнав Никитина по эпизоду на базаре, снова возмутился задним числом: шипел и злобствовал:
– Почему не доложили мне о Чэ-Пэ в зоне моей ответственности? Почему я узнаю об этом последним? Почему тайно вывезли тело?
– Владислав Иванович! Докладывать что-либо я вам не только не обязан, но и не имею права. Есть субординация. Слышали такое слово?Я докладываю только СВОЕМУ, повторяю,СВОЕМУ РУКОВОДСТВУ. И никакому другому. А уж с кем оно решит поделиться этой информацией, его дело. Кстати, тело забрали ВАШИколлеги из Особого отдела. Начальство у вас с ними общее, так что, пожалуйста, все вопросы к ним.
Колобок чуть не плакал. При слове «коллеги» брезгливо поморщился. Потом сказал уже почти жалобным тоном:
– Ну, хоть просто сообщить-то мне могли бы…
– Не мог бы, уважаемый Владислав Иванович, увы!
– Да пошли вы…– генерал махнул рукой, сел в машину и уехал.
Своим недоумением Никитин поделился с вышедшим на крыльцо Джаграном.
– Чё-то «соседи» забегали как тараканы? Ты не в курсах?
Тот задумчиво почесал бороду.
– Сам пока ни черта не понимаю. Такого шухера не видел, даже когда работали по «Черным Аистам». Ты спать-то будешь. Или снова отмокать на полжизни вперед?
***
Титры: Анапа. Краснодарский край. СССР
3 июня 1988 года.
Луна стояла высоко, заливая комнату через полузадернутые занавески кладбищенским светом. Кирпичников погружался в сон, что ему почти удалось. Но не до конца. Сначала, в полудремотном состоянии, он подумал, что это ему просто приснилось. Однако все оказалось гораздо хуже: рядом с ним под одеялом находился кто-то еще. Гадать, кто бы это мог быть, не было нужды. И как она ухитрилась? Сон как рукой сняло.