Последний Персидский поход
Шрифт:
– Какие еще три дня? – взвилась чиновница. – У нас общий порядок, пишите, если хотите, заявление, и через месяц – добро пожаловать! Никаких исключений мы не делаем. В том числе, и для вас.
– Вы не поняли. У меня всего три дня, из них два – на дорогу.
– Ничего не могу для вас сделать. Заявление писать будете? О! Да она еще несовершеннолетняя! – Дама разглядывала паспорт девушки.
– Мне через неделю…через десять дней будет восемнадцать! – обиженно вскинулась она.
– Вот тогда и приходите!
Кирпичников был готов к подобному ответу и нисколько не расстроился. План дальнейших действий лежал у него перед глазами, словно план боевых.
– Пойдем! – он тронул за руку Марину.
……………………………………….
У двери с табличкой «Заведующий отделом ЗАГС» никого не было.
Кирпичников усадил Марину на стул рядом с дверью,
– Никуда не уходи.
…решительно, распахнув дверь кабинета, вошел внутрь.
…………………………………………….
Хозяйка кабинета, темноволосая дама, за сороковник, только без «халы» на голове, с тысячелетней грустью в библейских глазах, внимательно разглядела подсунутые ей документы. Что-то в паспорте Марины ее, как будто, насторожило.
– Подождите, пожалуйста, пару минут за дверью, - сказала она, – Мне надо кое с кем посоветоваться.
Это звучало уже обнадеживающе.
………………………………………………
«Пара минут» растянулась на все четверть часа. Марина, к удивлению Кирпичникова, распрощалась со страхами и вцепилась в его руку вполне заинтересованно:
– Ну, что?
– Тихо, бабка! Немцы в городе!Все идет по плану. – одернул ее Николай фразой из давно забытого военного кинофильма.
– Вперед, СПЕЦНАЗ!
Они молча сидели так, Марина прислонилась к его плечу. Он приобнял ее за плечо и ждал. В победе сомнений не было.
Дама с библейскими глазами выглянула в дверь.
– Кирпичников, Гайдамаченко! Зайдите!
……………………………………………..
Даже не предложив брачующимся сесть, хозяйка кабинета подсунула им их заявление, на полях которого красовалась какая-то неразборчивая резолюция.
– Сейчас вы пойдете к Ираиде Михайловне, зарегистрируете заявление, она в курсе. Потом – в зал регистрации, там Ангелина Семеновна, она тоже… Зачем такая спешка? Горит? Подождать не хотите?
– Нет! – дружно, хором, ответили ей.
– Ладно, идите, - вздохнула та, которой ее должность давала право соединять любящие сердца.
– Вы– оттуда? – спросила она, когда Кирпич с Мариной уже собрались выходить.
– Оттуда,– кивнул Коля. – А что?
– Ничего,– дама уставилась в стол, - сынок мой… Марик… Два года назад, тоже там… Панджшер, слышали?
Кирпичников замялся у выхода.
Потом решительно подошел к заведующей, приподнял ее теплую, пухлую руку и совершенно искренне приложился к ней губами, чего никогда и ни с одной женщиной не делал.
– Спасибо!
– Не за что! Вы там… поосторожнее!
– Постараемся, – вздохнул Кирпичников.
***
Титры: Фарахруд.Провинция Фарах. Афганистан.
3 июня 1988 года
Комната Никитина в офицерском модуле уже давно нуждалась в уборке. Там и сям на полу мешали проходу коробки, неизвестно чем забитые, валялись грязные носки, стоял, опять же на полу, скромный однокассетник «Шарп», возле него разбросаны кассеты, в углу притулилась стопка книг, которые он регулярно покупал, когда случалось бывать в Шихванде или Кабуле, но читать их времени все как-то не находилось. Лишь изредка, перед сном, раскрывал на любом месте томик Гиляровского, чтобы вместе с ним побродить по старой Москве.
Никитин вздохнул, воткнул в магнитофон кассету “Eagles” и попытался под “The Hotel California” навести хотя бы приблизительный порядок в своих апартаментах, приговаривая:
– Калифорния, однако… Голливуд, понимаете ли… Чегой-то Шарон Стоун ко мне давно не забегает. Или, эта, как ее… Лизка Миннелли - тоже тетка ничего, хотя и в годах.
Никитин распихал коробки под койку и вдоль стенки, кассеты засунул в тумбочку, а грязные носки собрал в пакет, на выброс.
Стаскивая с себя грязную «песочку» заметил, что правые штанина и рукав перепачканы кровью.
– Не моя, слава Богу,– пробормотал удовлетворенно.
Набрав в тазик воды, замочил свои боевые доспехи.
Переодевшись в «Адидас», очень похожий на настоящий, и прихватив чистое белье, полотенце, мыло и мочалку, вышел из каюты.
…………………………………………….
В предвкушении нирваны Никитин растворил обшитую досками, мореными «под дуб», дверь и сразу понял, что его ждет облом. На крючках вдоль стенки были развешаны отнюдь не мужские предметы одежды, как верхней, так и нижней.