Последний порог
Шрифт:
В тишине были хорошо слышны приглушенные вздохи Эльфи: она плакала. Генерал встал и подошел к жене, опустился перед ней на колени.
— Дорогая моя, прости меня, — попросил он. — Ради бога, прости меня.
Около полуночи, когда в кабинете остались только Бернат и генерал, Геза сказал:
— По сведениям, какими я располагаю, арестовано более семи тысяч человек. Более двух тысяч уже казнено. Это покушение оказалось равносильно безумству. Несчастные тешили себя иллюзией, что, если им удастся убить фюрера, англосаксы пойдут
— Это была не иллюзия, — заметил Хайду. — Они получили соответствующие гарантии.
— От кого? — нервно спросил Бернат. — Быть может, от какого-нибудь безответственного офицера английской или же американской секретной службы, но только не от правительств. Поймите вы в конце концов, что они отождествляют Германию с Гитлером.
— Это неправда.
— Аттила, той Германии, которая могла бы противодействовать Гитлеру, не существует. Пойми же ты это наконец. Граждане той Германии ждут своей смерти в концлагерях. Я знаю, что ты никогда не любил разговоров о концлагерях. Ну и черт с тобой! Но когда-то же нужно о них говорить. Неужели вы на самом деле думаете, что Запад, видя возмущенное преступлениями нацистов человечество, снизойдет до того, что начнет переговоры о заключении сепаратного мирного договора с Германией и сядет за стол переговоров с теми генералами и полковниками, которые всего-навсего намеревались ликвидировать Гитлера, но отнюдь не систему концлагерей?
Хайду встал и, подойдя к окну, посмотрел на усыпанное звездами небо.
— Геза, я откровенно тебе говорю, что я не верю в такие сказки. Это просто невозможно.
— Понятно... — промолвил Бернат с сожалением. — Конечно, можно ни во что не верить. Это успокаивает и очень удобно. Однако независимо от этого факт остается фактом. Вчера я своими глазами видел один документ — фотокопию донесения некоего бригаденфюрера СС своему шефу. Надеюсь, что в скором времени эта копия будет обнародована...
— А о чем говорилось в том донесении?
— О том, как в ораниенбургском концлагере всего за каких-то полгода было истреблено семьдесят тысяч человек из общего числа в сто тридцать иметь тысяч узников.
Генерал закрыл окно.
— Уж не хочешь ли ты мне доказать, что образованный народ с древней культурой может организованно и безо всяких оснований уничтожать миллионы людей?
Бернат тоже встал и подошел к генералу, который все еще стоял у окна. Трубка у него погасла, и он, вытряхнув пепел в ладонь, видимо, не спешил набивать ее снова.
— Аттила, если человек решил написать алфавит, то он не может выбросить из него ни одной буковки, иначе это будет всего лишь набор букв, но ни в коем случае не алфавит.
— К чему ты это говоришь?
— Нельзя сражаться против нацистов и одновременно с этим желать удаления с поля боя самых сознательных борцов или же вести борьбу и против них.
Генерал вздрогнул. Он поплотнее закрыл окно и опустил жалюзи,
— Выпьешь чего-нибудь? — спросил Хайду, подходя к шкафчику, где у него обычно хранились напитки.
Оба выпили по рюмочке коньяка.
— Видишь ли, Геза, — начал генерал, — ты меня знаешь с детских лет. Чего ты от меня хочешь? Чтобы я отказался от всей моей прошлой жизни и на старости лет стал другом коммунистов? Нет, дружище, я и сегодня считаю их предателями родины. Я поддерживаю регента в том, что нельзя вооружать рабочих. Они повернули бы оружие не против немцев, а против нас с тобой.
Бернат от нечего делать крутил рюмку в руке.
— Выходит, ты считаешь Милана Радовича предателем родины? — спросил он.
— Да, считаю.
— Но ведь он боролся против немцев.
— Боролся? — Генерал с удивлением уставился на журналиста.
— Да, боролся, так как десять дней назад его схватили. При аресте он застрелил нескольких жандармов. — Бернат налил в свою рюмку коньяка, но не выпил. — Профессор Эккер и тебя будет допрашивать по делу Радовича.
Рука генерала задрожала.
— Профессор Эккер? Я тебя не понимаю. Какое отношение он имеет к делу Радовича?
Бернат отпил из рюмки глоток.
— Профессор Эккер — штандартенфюрер СС и полновластный начальник четвертого отдела гестапо. В Будапешт он приехал для выполнения особого задания. Он и схватил Милана Радовича, который сейчас сидит в его тюрьме.
— А тебе об этом откуда известно?
— Известно... Об этом я узнал только сегодня вечером. Профессор Эккер с тридцать первого года сотрудник нацистской секретной службы. Все это я говорю тебе по секрету. Об этом не знают даже в Берлине. Тебе что, плохо? — спросил Бернат, подходя к генералу, по бескровному лицу которого градом катился пот.
— Воды, воды...
Генерал жадно вылил протянутый ему стакан воды и попросил Берната, чтобы тот достал из верхнего ящика письменного стола успокоительное. Проглотив одну таблетку, он устало закрыл глаза и немного посидел, с шумом втягивая в себя воздух.
— Сейчас мне станет лучше. Извини меня...
— Скажи мне, не встречался ли твой Чаба с Радовичем за прошедшие месяцы?
— Я бы об этом знал. Надеюсь, что Чаба пока еще откровенен со мной.
— Тогда причины для особого беспокойства нет. Мой информатор...
— Кто он, Геза?
— Я не могу назвать тебе его имени. Да оно так и лучше, что ты не будешь знать. Короче говоря, мой информатор сказал мне, что Радович за последнее время встречался и беседовал со многими венгерскими политиками и военными. Он встречался и с твоим родственником — я имею в виду несчастного Вальтера. Сейчас Эккер и его люди из кожи лезут вон, чтобы узнать, с кем же именно вел переговоры Радович.
— Значит, Радович жив?
— Пока да.
— Тогда мне нужно немедленно поговорить с Чабой.