Последний проблеск света
Шрифт:
Трэвис невнятно охает и поднимается с меня, скатившись в траву рядом.
Когда я поворачиваюсь, он садится и награждает меня самым гневным взглядом на свете.
— Ты что творишь, черт возьми?
— Прости, — я потираю лицо, пытаясь собраться. Я тяжело дышу, и каждая клеточка моего тела тянется к нему, стремится к нему, жаждет, чтобы что-то случилось. — Прости. Я не…
— Ты не можешь так делать.
— Я же извинилась. Я не подумала, — я сглатываю и накрываю ладонью пылающую щеку. —
— Чего ты не осознавала? Что я мужчина? — он напряжен, зол и раскраснелся не меньше, чем я.
— Конечно, я знаю, что ты мужчина. Но мужчины же разные. Они не все хотят… хотят… — я умолкаю, все еще переводя дыхание. Все еще сдерживая себя, чтобы не забраться на него и не потереться всем телом. — Я не осознавала, что ты думаешь обо мне в таком плане.
Мы долго смотрим друг на друга посреди мертвой травы, оба тяжело дышим, и воздух как будто сгущается.
— Прости, — бормочу я снова. — Я не хотела тебя дразнить.
Он не отвечает.
— Ты зол на меня?
Он испускает протяжный хриплый вздох.
— Нее. Все хорошо. Бывает. Ничего страшного.
Надеюсь, он говорит искренне, но я сомневаюсь.
Многие люди — и мужчины, и женщины — не считают секс чем-то серьезным. Это может быть просто средством скоротать время. Получить быстрое удовлетворение. Это может быть средством отплатить за защиту. Средством манипуляции. Товаром.
Но для Трэвиса секс что-то значит. Я это понимаю. Он не относится небрежно к таким вещам. В противном случае ему не было бы так неловко.
И я не хочу испортить наши отношения просто потому, что питаю к нему иррациональное влечение.
Я не собираюсь рисковать.
— Нам лучше отправляться в путь, — говорит он и слегка постанывает, когда поднимается на ноги.
Я тоже встаю.
— Еще раз извини за… И спасибо, что помогаешь мне.
Он кивает, но без тени улыбки.
— Ты хорошо справилась. Попозже я могу еще поучить тебя.
Его слова порождают облегчение.
Может, я не испортила все.
***
День клонится к вечеру, когда мы добираемся до окраин города.
Дорожное полотно испорчено. Покрытие сплошь испещрено трещинами, некоторые из них толщиной почти тридцать сантиметров. Нам приходится съехать с дороги и объезжать этот участок.
— Что вообще произошло? — спрашиваю я, глядя на этот урон.
— Не знаю. Землетрясение, наверное. Что еще может так разрушить дорогу?
— Ничего из известного мне. Ого. Наверное, тут было совсем ужасно. Посмотри на тот дом.
Его совершенно сравняло с землей.
— Я не осознавала, что в здешних местах бывали землетрясения, — говорю я, пока Трэвис объезжает разрушения, чтобы вырулить обратно
— Да. Так и случилось.
Вскоре мы видим заправку с прилегающим ресторанчиком фастфуда, выглядящим так, будто по нему проехался бульдозер. Рядом находится аптека.
Весь фасад аптеки попросту обрушился.
— Должно быть, землетрясения разрушили и этот магазин. Это не могли сделать мародеры.
— Да уж, — он сворачивает на парковку. — Возможно, стоит проверить. Если это было спровоцировано землетрясениями, внутри может оказаться что-то полезное.
— Да! Давай взглянем. Может, там даже есть лекарства.
Трэвис заезжает за здание и паркует джип. Мы обходим строение и ищем безопасное место входа. Вскоре становится ясно, что любые ценные вещи, которые могли находиться в передней части магазина, основательно разворованы. Под битым стеклом я нахожу бутылку кетчупа и поднимаю, показывая ее Трэвису и разочарованно качая головой.
— Наверное, вся еда была в передней части, — бормочет он.
— Да. Но тогда аптека располагалась в задней части. И все препараты без рецепта. Если сумеем попасть в заднюю часть, то можем найти что-то полезное.
Это занимает какое-то время, но Трэвис в итоге обнаруживает вход, отодвинув один из больших холодильных стеллажей, в которых раньше хранились напитки и другие охлажденные продукты. Этот стеллаж упал вперед, опираясь на обрушившуюся часть крыши. Должно быть, он невероятно тяжелый, но Трэвису удается сдвинуть его достаточно, чтобы мы попали в заднюю часть здания.
Трэвис просовывает голову туда, затем останавливается.
— Тебе лучше остаться здесь. Здание может быть нестабильным.
Затем, будто разговор на этом закончен, он наклоняется, чтобы протиснуться в образовавшийся проем.
Я возмущенно пищу и хватаю его за футболку, сжимая ткань в кулаке.
— Ни за что! Я не буду стоять тут и надеяться на лучшее. Если для меня слишком опасно, то и для тебя слишком опасно.
Его лицо искажается. Он явно раздражен.
— Я серьезно, — говорю я ему. — Я не позволю тебе рисковать жизнью из-за бл*дского аспирина.
Я вижу смирение на его лице.
— Проклятье, а ты упертая, — однако его тону недостает жара, так что я знаю, что он на самом деле не зол. — Пожалуй, все выглядит достаточно безопасно. Пошли тогда.
Я следую за ним через проем, испытывая облегчение от того, что здание вроде не собирается обваливаться нам на голову. Многие полки опрокинулись, товары кучами рассыпались по полу.
Но тут много всего.
Много всего разного.
— О Боже! Ты посмотри на это! — я перебираю раскиданные лекарства, отпускаемые без рецепта.