Последний самурай
Шрифт:
Настал понедельник. Я пошел в библиотеку и просмотрел все воскресные газеты, но ни одной статьи отца там напечатано не было. Тогда я пролистал все субботние газеты, но и там ничего не было. Тогда я стал просматривать газеты за понедельник, 30 марта, — тоже ничего. А ведь я уже десять дней знаю, кто он.
Каждый день я приходил в библиотеку и просматривал газеты. Но ни одной статьи, подписанной моим отцом, так и не нашел. Я стоял у стола, с шуршанием переворачивал страницы, и иногда попадалось что-нибудь занимательное, и я увлекался и начинал ее читать, а потом вдруг меня так и пронзала радость. Я вспоминал, что теперь точно знал, кто он.
И вот в субботу я в очередной раз зашел в библиотеку, и на этот раз в журнале «Индепэндент» была напечатана статья о Галапагосских
Я решил, что не стоит указывать ему на логические ошибки, это может сразу оттолкнуть. Решил также не напирать на тот факт, что он путает ДНК с РНК, поскольку, даже если бы я и объяснил, в чем состоит разница, он все равно не понял бы. Зато подумал, что вполне спокойно могу указать ему на какую-нибудь незначительную фактическую ошибку и подписаться: «Стивен, 11 лет». И я решил остановиться на генетической теории, правда, и здесь были свои трудности. Ведь раз он недопонимает ее изначально, объяснение не должно быть слишком сложным. Но затем я счел, что оно будем звучать просто неприемлемо, если я ограничусь односложными словами.
Я переписывал письмо раз десять, стараясь, чтобы оно выглядело умным и вполне приемлемым на его вкус. Мог бы, конечно, напечатать его на компьютере, но потом подумал, что мой ужасающий почерк покажется более трогательным, и переписал окончательный вариант от руки.
Сочинение письма заняло два дня. Я мог бы написать его за 15 минут, если бы не старался, чтобы содержание казалось приемлемым. И потом, как не раз говорила Сибилла, незачем без нужды обижать людей.
Прошла неделя, и я уже начал думать, что в «Индепэндент», должно быть, отправили письмо не по тому адресу. Прошла еще неделя.
Прошла еще одна неделя, и я подумал, что уж теперь он наверняка его получил.
Прошло еще три дня, и кончился апрель. И я решил было, что он, должно быть, оправился в очередное путешествие. Прошел еще один день, и я подумал, что у него наверняка есть секретарь, который занимается разборкой корреспонденции. Прошло четыре дня. Секретарь, должно быть, получил указания не отвечать на письма от частных лиц.
А на следующий день пришло его письмо.
И я отнес его к себе в комнату, чтобы прочесть там.
Адрес был написан от руки, и мне это показалось многообещающим. Конверт самозаклеивающийся; писал он черной шариковой ручкой. Я медленно вскрыл конверт, внутри лежал белый лист бумаги, сложенный пополам. Я развернул его. И прочел:
« 6 мая 1998 г.
Дорогой Стивен!
Спасибо тебе за письмо. Возможно, тебе известно, что на свете существует немало теории, объясняющих вымирание динозавров как вида. Признаю, я в своих аргументах использовал самую, с моей точки зрения, доступную из всех для понимания читателя. Что касается генетической теории, было бы, конечно, честнее опираться в рассуждениях именно на нее, но нельзя забывать и о том факте, что у теории Даукина много противников.
Надеюсь, ты не будешь разочарован, если я останусь на своих позициях. Замечательно, что ты осознаешь всю важность этой теории, очень рад, что тебе так нравится мое творчество.
Твой
Вэл Питерс».
Я заранее готовил себя к разочарованию. И все равно был страшно разочарован письмом. Несмотря на статью, несмотря на все его книжки, я надеялся, что оно будет необыкновенным и блистательным. Я смотрел на листок бумаги, зажатый в руке, на небрежный росчерк подписи внизу, и больше всего на свете в этот момент мне хотелось верить, что письмо это написано кем-то другим, а не моим отцом.
Если бы его написал кто-нибудь другой, я бы сочинил ответ, где подчеркнул бы, что вся статья говорит об отборе именно на генетическом уровне, что в ней прослеживается одинаковый подход к эволюции индивидуумов и видов, что категорически неверно и приводит к еще большей путанице. И пусть он сколько угодно твердит о Даукине, но ни на один из моих аргументов он так толком и не ответил. Но мне вовсе не хотелось обижать или раздражать его, а потому я решил, что лучше сдержаться. Главное то, что он написал свой адрес, в верхнем углу страницы. Я нашел эту улицу в справочнике, оказалось, что она совсем недалеко от кольцевой линии.
Я сел в метро и поехал по кольцевой. Нашел дом отца, стоял и смотрел на него.
Я знал, что у меня два брата по отцовской линии и одна сестра, но был совершенно уверен, что живут они с матерью. Примерно в 10.30 из дома вышла женщина. Села в машину и уехала.
К двери я подходить не стал. Просто не знал, что сказать, если мне откроют, боялся сморозить какую-нибудь глупость. Перешел на другую сторону улицы и стал смотреть на окна. Никакого движения за стеклами не наблюдалось. Около одиннадцати в окне мелькнуло чье-то лицо.
В 11.30 дверь распахнулась, из нее вышел мужчина и спустился по ступенькам. Он выглядел старше, чем я ожидал; очевидно, виденные мной снимки были сделаны несколько лет назад. И еще он оказался менее красивым, чем я ожидал, даже по сравнению с фотографиями. Я совсем забыл, что Сиб была пьяна, когда поцеловала его.
Он пересек улицу и пошел направо. А потом на углу снова свернул направо.
На следующий день я вернулся к этому дому. При мне был рюкзак, в нем лежали: «Введение в аэродинамику», книга по инженерным расчетам, «Сага о Ньяле» в переводе, изданная в «Пенгвин», «Бреннуньялсага», «Введение в древнескандинавский» и «Граф Монте-Кристо», — я захватил все эти книги на случай, если вдруг станет скучно. И еще взял четыре сандвича с арахисовым маслом и джемом и бутылочку мандариновой газировки. Через улицу, напротив дома, находилась автобусная остановка. Я уселся на скамейку и принялся наблюдать за домом, одновременно читая «Сагу о Ньяле» в переводе и сверяясь с исландским оригиналом.
Ньял со своими сыновьями был предан суду. Скарп-Хедин, один из сыновей Ньяла, убил священника. Я не совсем понял, по какому принципу работала тогда исландекая система судопроизводства. Зять Ньяла Асгрим и сыновья Ньяла ходили из жилища в жилище в поисках поддержки. Сперва они зашли в жилище к Гизурру, потом — в дом Олфуса, чтобы повидать Скапти Тородсона.
‘L'at heyra pat’, segir Skapti.
«Говори, с чем пришли», — сказал Скапти.
‘Ek vil bioda pik lidsinnis’, segir 'Asgr'imr, ‘at p'u veitir m'er lid ok m'agum m'inum’.
«Нужна твоя помощь, — сказал Асгрим, — мне и моим родственникам».
Я занимался исландским вот уже недели три и продвинулся неплохо. Но, разумеется, попадались вещи, в которых без словаря было не разобраться. В доме напротив не происходило ровным счетом ничего.
‘Hitt hafda ek aetlat’, segir Skapti, at ekki skyldi koma vandraedi уdur hib'yli mn’.
«У меня не было намерения, — сказал Скапти, — попадать из-за тебя в неприятности».
'Asgr'imr segir: ‘Ilia er sl'ikt maelt, at verda mormum pa s'izt at lidi, er mest liggr vid.
«Асгрим сказал: «Это подлые слова, и пользы от тебя никакой, особенно когда у людей неприятности».
К двери дома подошел почтальон. Дверь отворила женщина, чтобы взять почту. Похоже, там была целая куча писем. Я съел сандвич с арахисовым маслом.
‘Hverr er s'a mаdr’, segir Skapti, ‘er fj'orir menn ganga fyrir, mikill mаdr ok folleitr, 'ogsefusamligr, hard1igr ok trollsligr?’
«Кто этот человек, — спросил Скапти, — эта грязь под ногами, этот высокий, злобного вида человек, похожий на тролля с бледным болезненным лицом?»