Последний шанс палача
Шрифт:
— Девушка! А чаек?!
Она обернулась — мгновенный взгляд над мужской рукой, надежно обнявшей за плечи. Испуганный взгляд, умоляющий.
— Эй, мужики, погоди чуток! — проявил язык очередную инициативу, что заставило Глеба поморщиться. Куда ты лезешь, идиот?! В личную жизнь пригламуренных телок, которые через губу на тебя плевали?! Мало прежних проблем?!!
Они притормозили — чуток, как и было сказано. Полное впечатление, что девушка хочет застопориться, а ЭТИ вперед тянут, с тупым упорством бульдозеров, подумал Глеб. Сплошной непорядок, короче!
— Да погодите, ну! — пробасил Глеб, ускоряя шаг. — Чего у вас подруга такая невеселая, а? Может…
Худой оглянулся искоса, и мир вокруг Глеба полыхнул вспышкой боли, скрутившей кишки. Второй удар, рукой, пришелся в лоб, третий упал на затылок. Земля, трава, вкус крови во рту. Надо вставать, и нет сил. Ноги перед глазами — кроссовки сорок пятого размера, одна из которых стрельнет сейчас добивающим ударом, и свет отключится… хорошо будет… не больно…
Что-то всплыло из памяти рефлексом, бросив тело вперед — поймать чужую щиколотку и толкнуть в колено, всей массой! Враг упал. Но вскочил мгновенно, с грацией каратиста, зубы оскалены, клинок в руке. Глеб успел про себя удивиться (тоже поднялся, надо же!), а тело уже задвигалось, заплясало, уклоняясь… слишком медленно! Хэть — задел клинок камуфляжную хэбэшку, хэть — удар ногой (блокировал!), хэть — ушел от прямого колющего. Плохо телу приходится, отвыкло от танцев! Движения тяжелые, будто в масле, кровища нос переполняет. Еще секунд несколько и…
Выстрел!
Грохот, эхо, немая сцена. Айла целится из двустволки, девушка с рюкзачком прижалась к забору, двое мужчин пригнулись, зубы оскалили.
— Ходите отсюда вон, — произнесла дочь охотничьего народа с непостижимым спокойствием. — Застрелить буду сейчас сразу.
— Она может, — предупредил Глеб угрюмо. — Валите, не нервируйте женщину! Ты… нож брось, ну! Вот та-ак! А для вас, красавица, чай готов, можете остаться.
Отступали они медленно. Бородатый озирался умно и цепко, картинку в памяти рисовал, а вот с худым все выглядело сложнее. Не на Глеба глядит и даже не на ружье — на девушку уставился. Будто зверь, оголодавший и почти уже не боящийся смерти. Навидался Глеб таких взглядов в другие времена, в далеких отсюда краях, где без «калаша» на улицу не выйдешь.
— Айла, прострели ему ногу, — попросил деловито, но худой и ухом не повел. Бородатый усмехнулся, дернул напарника за рукав, и в калитку оба протиснулись плечом к плечу. Створку за ними прихлопнула спасенная девушка, похоже вовсе не намеренная падать в обморок или вешаться на шею спасителям. Жанна д’Арк, блин!
— Нормально утро начинается! — поделился с ней Глеб наболевшим. — Зашибись друганы у тебя!
— Они мне не друзья.
— Тем более!
За оградой их уже не было — никого другого, впрочем, тоже. Склон, тайга вокруг, птички чирикают. Башка болит невыносимо, и прочие части тела с нею перекликаются. Лучшее лекарство — полстакана самогонки немедленно, потом в баньку да поваляться. Мечты, мечты…
— Они еще вернутся. — Сейчас голос незнакомки звучал тускло, будто выжженный недавним страхом.
— Не сомневаюсь, — хмыкнул Глеб, оборачиваясь. — Придурки злые, мстить будут.
Она стояла совсем близко — рыжие волосы выбились из-под банданы, глаза зеленые, кошачьи. В них хотелось смотреть бесконечно, и Глеб заставил себя отвести взгляд. Обошел девушку неловко, подобрал трофейный нож.
— Они вернутся ЗА МНОЙ.
— В самом деле? — удивился Глеб скучно, разглядывая орудие смерти. Узкий как шило клинок с незнакомой вязью, гарда с рукояткой образуют правильный крест. Распятие образуют — вот и фигурка Христа прилеплена, явное серебро!
— Занятный ножик. И чем же ты, милая, им не угодила?
— Тем, что я ведьма. Я не должна жить.
Происходящее отчетливо запахло дурдомом…
— Она — ведьма, — сказал вчера Мастер, удостоив Серафима аудиенции. Или не вчера? С улицы тянуло горелым торфом, в кадильнице тихо курился ладан, на душе было благостно и светло. — Ты видел ее, Серафим, и слышал ее речи, напитанные бесовской прелестью. Ты согласен с решением Братства?
Взгляд Мастера давит как гиря, но Серафим молчит, и никто не вправе его торопить. Спешка в делах Господа недопустима, а пролить невинную кровь от Его имени — страшный грех!
Тишина.
Щелкают четки в пальцах Мастера, гудит за окном автомобильный поток.
— Она красивая…
— Да. — Взгляд Мастера ласков и мудр, не скрыть от него ни одной грешной мысли. — Она хороша, Серафим, и в этом ее опасность. Сестры ее во все века сеяли зло и скверну, а сейчас на их стороне законы и обманутое людское стадо. Антихрист близок, ему уже открыли дверь и расстилают под ноги ковер, залитый жертвенной кровью. Все зависит от тебя, Серафим! От всех нас!
— Да, я готов. — Прошлое накатило, заставляя жмуриться, виски заломило. Женщины! Змеи в стаде людском! — Я готов!
— Иного ответа не ждал. — Улыбка Мастера греет пониманием. — Ты знаешь, где ее найти, брат, и знаешь, что делать.
Он знал. Разумеется, знал! О ведьмах Серафим знал все — возможно, больше Шпренгера и Инститориса [1] , привыкших к рутинным расправам. Бюрократы и палачи в рясах — кто из них, тогдашних, держал пост перед каждым Делом Веры, кто боялся ошибиться, погубить чистую душу?! Кто, наконец, стоял ежедневно между молотом и наковальней, темными силами Ночи и машиной Государства, отравленного атеизмом?! Что ж, в жестокий век Господь отбирает лучших — мучеников и воинов. Не важно, кем ты был раньше, не важно, кому и чему служил — истина приходит к каждому в свой срок. Счастлив тот, кто сумеет понять Его знаки и, как мытарь Левий Матвей, бросит наземь грешные деньги, чтобы идти отныне верным путем! Великая честь и великое испытание!
1
Шпренгер Яков, Инститорис Генрих (XV в.) — инквизиторы, авторы сочинения «Молот ведьм».
Сейчас их было четверо — вместе с Серафимом. Брат Михаил, лишенный слуха и речи, искушен в рукопашном бою, Симеон и Захария метко стреляют, но их навык пока не нужен.
Для ведьмы пуля не годится.
Глупые люди с ружьем смешали сегодня все планы, но разве смогут они остановить воинов Братства?! Разве смогут букашки остановить орудие Всевышнего, направленное, как молния, Его рукой?!!
Молитва прочтена, разум светел и ясен. Пора начинать…
Глава 2. Засада
Мотоцикл на подъеме гудит надсадно, горная дорога петляет меж кедрами, жмется к обрыву над ревущей внизу Хотунью. Не дорога, тропа — других здесь нет. Можно чапать пешком, можно лететь на вертолете, а Глеб предпочитал старенький «иж-юпитер», лохматого года выпуска, переименованный, как положено, в «харлей-дэвидсон». Шутки оставьте при себе — на здешних тропах ветеран советского мотопрома вел себя достойно, а скоростей особых тут и не требуется. Полтора метра вширь, хруст щебня под колесами, и неясная, самоубийственная тяга сорваться через край — на скорости, как в кино. Говорят, со многими такое бывает. Очень даже разумные люди начинают в здешних местах чудаковать, видят и слышат вещи, недоступные окружающим, а то и творят всякую чушь. Лезут голышом покорять скальные стены в муаровых базальтовых разводах, обнимаются с вековыми кедрами, духов пытаются вызывать. Айланы на приезжих озорников глядят снисходительно, а местные русские (к коим Глеб теперь и себя относил) странностям вовсе не подвержены — бытовыми вопросами заняты, вроде пропитания и обогрева. Сплошные проблемы местным от этих туристов!