Последний шанс
Шрифт:
— Нет, я не против человеческих слабостей, если только они не перерастают в пороки...
— Но и пороки бывают сладостны. — Она зажмурила глаза, словно вспомнила один из моментов своей жизни.
— Их сладость скоротечна, а похмелье — мучительно, — резонерствовал Иван Иванович.
— И сама-то наша жизнь — скоротечна. Кажется, еще вчера мне было всего двадцать, я выходила замуж за сильного, красивого человека в зените славы. Сегодня мне — сорок пять, а ему — семьдесят второй. Завтра — я стану старой ведьмой, объектом для насмешек. Родился человек, вскрикнул и... известил мир о том, что сделал первый шаг к смерти.
—
— «Душа — это пар, а черт — предрассудок, и времени заднего хода не дашь», — процитировала Генералова одно из давних стихотворений Суркова. — Неужели у вас, Иван Иванович, есть рецепт, как женщине в моем положении и в моем возрасте быть «по-настоящему» счастливой? Интересно, как вы понимаете личное счастье? Уверена, кроме работы у вас в жизни ничего нет! Дети? Разве вы их видите? Вы их даже не знаете! Жена? Так, супружеские обязанности... И вы говорите о полнокровном счастье той, которая сегодня днем таяла снежинкой рядом с другом!
Болью отозвались в сердце Ивана Ивановича слова этой сердитой женщины. Детей он действительно видит только спящими, особенно дочку: ушел — она еще не проснулась, вернулся — она досматривает второй сон. Когда он встречается с женой? В основном в отпуске, да и то если не отзовут. Но разве так живет только Орач? Научно-техническая революция, урбанизация задали такой темп жизни, что жмешь за уходящим днем во все лопатки, а кажется — бежишь на месте. Но это лишь в песенке: «Бег на месте очень увлекательный...» Может быть, новое поколение, родившееся в изнуряющих условиях глобальной спешки, так сказать, продукт НТР, уже менее импульсивно, иначе будет реагировать на многоголовое «надо». А пока очень многие не успевают за темпами жизни и наживают в этом кроссе инфаркты, инсульты, ишемические болезни...
Так что Генералова права, хотя Иван Иванович не хотел с ней соглашаться:
— Я вам не верю! Вы таяли снежинкой, целуя взахлеб нелюбимого, а может быть, и ненавистного человека.
— Кто вам сказал: «целуя взахлеб»? Таяла снежинкой! А остальное — ваша буйная фантазия. И уж чтобы окончательно поставить все точки над «i», признаюсь как на духу, даже готова поклясться всем самым святым: я ни разу не пожалела о том, что вышла замуж за Генералова. Нет на белом свете человека, которого я могла бы поставить рядом с Викентием и тот, в чем-то, хотя бы в самой малости, не проиграл моему Генералову. Закроем эту тему для лучших времен. Если вы что-то поняли, значит, я в вас не ошиблась. А нет — туда вам и дорога. Вы пришли, чтобы осмотреть машину? Пожалуйста.
Иван Иванович ничего не понимал.
Она поднялась с кресла, величественная царица, карающая презрением придворных.
— Если я однажды перережу Альке глотку, то на следствии заявлю, что сделала это по вашему наущению.
Может быть, потому, что все было сказано уж как-то слишком хладнокровно, Иван Иванович на какое-то время поверил: «В подобных ситуациях...» Но если бы он сейчас начал уговаривать Екатерину Ильиничну, мол, не делайте глупости, то просто заострил бы внимание на ее боли, а этого делать не стоило. Уговоры могли породить чувство противления: «Назло!» А Генералова, похоже, всю жизнь всем делает назло. Только оборачивается это зло против нее.
— Проводите меня в гараж, — попросил Иван Иванович.
Гараж был просторный, с ямой для техосмотра. Широкое окно зарешечено.
— Будьте добры, багажник...
Крышка поднялась и мелко запружинила.
Никаких ведер, квадратненьких сумок или корзин из «тяжелого» брезента в багажнике не оказалось. Стоял холодильничек, работающий от аккумулятора, два раскладных брезентовых стульчика, ковер, потертый о жесткие степные травы, да складная корзина из металлической сетки. Пустая.
— Извините, Екатерина Ильинична, за беспокойство. — Иван Иванович мягко захлопнул крышку багажника.
— Я понимаю. — Генералова вновь изменилась, стала приветливой. Никакой эксцентричности, никакого желания обидеть собеседника. — Заглянете в машину? — Она распахнула дверцу.
Не машина, а комнатка на колесах со всеми удобствами: кассетный магнитофон, радиоприемник, на подоконничке заднего обзорного окна — небольшой телевизор, на окнах легкие салатовые занавесочки.
Все в машине было сделано со вкусом, с высокой профессиональной аккуратностью. Чувствовалось, что Екатерина Ильинична влюблена в свою машину.
— Какой же умелец помог вам так преобразить «жигуленок»?! — воскликнул Иван Иванович.
— Есть на шахте специалист, — улыбнулась Генералова. — Из забойщиков. С литературной фамилией: Кузьма Иванович Прутков.
На фронте в расчете Орача был заряжающий: Александр Сергеевич Пушкин. Почему бы не работать на шахте забойщиком Кузьме Пруткову?
Закрывая дверцу машины, Иван Иванович вспомнил характеристику, данную экспансивной Генераловой начальником ГАИ: «Со скоростью менее ста километров даже по городу ездить не умеет». И подумал: «Такую машину-игрушку не грех бы и поберечь... Впрочем... Какой же русский не любит быстрой езды?..»
Дикая скорость — возможно, одна из форм самовыражения Генераловой? Должно же быть у человека в жизни хоть что-то настоящее! Семейная жизнь не удалась, любовь — с искривленным позвоночником, работа — всего лишь обязанность... Остается хобби. У Екатерины Ильиничны — это езда на машине-красавице, на спидометре которой кроваво-красная полоска, дрожащая от возбуждения, бьется о цифру «130».
Расставаясь с Генераловой, Иван Иванович не мог избавиться от недоумения, вызванного ее словами: «Я ни разу не пожалела о том, что вышла замуж за Генералова». Как это увязать с ее исповедью?
Большой и несуразный дом Генераловых Иван Иванович покидал с некоторым облегчением. Его чувство можно было бы выразить словами: «Ну и слава богу!» Легче всего сказать самому себе: «Да черт с ним! По моей части (поиск машины, которая могла бы принимать участие в ограблении мебельного магазина) ничего не просматривается, а остальное меня не касается. Чужая семья — потемки... пока их не высветит какой-нибудь неожиданный факт».
Нужно было проинформировать Строкуна о результатах осмотра гаража и узнать, что за это время прояснилось по делу. Очевидно, Евгений Павлович в магазине «Акация». Иван Иванович вспомнил о белом телефонном аппарате, стоявшем в той комнате, где они беседовали с хозяйкой. Но вести служебный разговор в присутствии Генераловой ему не хотелось.