Последний шанс
Шрифт:
— Единственная просьба: о процессе — ни слова.
Аннушка дожидалась Ивана в вестибюле. Осужденных мужчин к тому времени уже увезли в тюрьму, в комнате остались женщины. Сидят на лавочке вдоль стен, хмурые, заплаканные.
Марина с Иваном отошли в дальний угол комнаты. Ивану казалось, что он слышит, как бьется девичье сердце. А может, это билось его собственное? Часто. Гулко.
Марина стояла к нему почти боком. Он все ждал, что она повернется, поднимет голову. А она продолжала стоять в неудобной позе. И он понял, что она уже никогда не сможет держаться, как все: ударом ножа ей подрезали жилу на шее, изуродовали.
«Но хоть жива осталась!» — подумал он. И был благодарен судьбе, случаю, богу и дьяволу: главное — что она жива.
— Марина!
А она все ждет чего-то, даже не пошевельнется. Не спускает глаз с Ивана. Они у нее были карими, а стали — черными, как переспелая вишня. Это их подкрасила нарождающаяся слеза.
Надо было что-то сказать. Свидание всего несколько минут. Подадут машину для арестованных и прозвучит команда: «На выход».
Иван притронулся к ее опущенной руке. Не рука, а ледышка. Марина благодарно кивнула:
— Спасибо, что пришел, — прошептала она. — Боялась, что отречешься.
— Почему отрекусь?.. — возразил он. Слова в горле застряли комом. Сухим, колючим.
— По службе — запрет. Ты кто? Блюститель закона. А я? Нарушительница. Криминальная.
— При чем тут это... Мы — люди, это — главное.
— Больше уже не увидимся, — сказала она.
— Чего выдумала! — с жаром возразил он, прекрасно понимая, что она имела в виду: — Пять лет — не вечность. Да еще скостят.
— Слыхал, поди, как адвокат смягчал мою вину?.. «Только благодаря мужеству Крохиной была разоблачена группа Нильского». Не простят они мне этого...
— Тех, кто по одному делу, держат в разных местах, — успокаивал ее Иван.
— Берегу-ут, — с сарказмом проговорила она. — Даже лавочку на суде отдельную выделили. — Она помрачнела еще больше.
— Выбрось глупости из головы! — потребовал он.
— Правильно. Давай — о тебе. Женись на Аннушке... Она хорошая. Любит тебя.
Это было неожиданно. Хотя как сказать. Треугольник Аннушка — он — Марина давно «созрел». А решила все жизнь. Марина уходит в заключение на пять лет. Младшая сестра остается.
«Любит...» Да, он знал, что Аннушка его любит. А Марина? Не ради ли Ивана она пошла на бандитский нож?
Что ей можно было сказать в тот момент? Любые слова прозвучали бы фальшиво.
Иван растерялся, не знает, что ответить. А их уже поторапливали: за арестованными пришла машина.
«Аннушка любит тебя...»
Он мог тогда сказать ей такое, о чем, возможно, пришлось бы потом сожалеть всю жизнь. «Она любит! А ты? А меня вы спросили, кого люблю я?»
Но Марина — умница, зажала ладошкой ему рот. «Не надо... Молчи! — молили ее глаза. — Мне хорошо и без слов... Я же вижу...»
— Заканчивайте свидание!
Марина чмокнула его в щеку:
— Прощай, человек ты мой, человек... Аннушка будет тебе всю жизнь верной женой. А я — другом...
Осужденных увели, комната опустела. Иван еще какое-то время стоял, словно одурманенный. Он потерял что-то очень важное для себя. Может, самое нужное в жизни... На судне в штормовом океане разбили единственный компас... Как же быть? Как определить направление? Где земля? Где родной порт? Вокруг — только вздыбившиеся волны, куда ни глянь — до самого горизонта — туманная темень...
Аннушка ждала его в вестибюле. Увидела, поспешила навстречу.
— Ну, что она говорила? Что?
Он пожал плечами: такое короткое свидание. Многое хотелось сказать, да не успел.
— Наказала, чтобы я женился на тебе.
Аннушка оторопела. Не знала: верить — не верить? Шутит Иван или всерьез?
— Марина вас так любит...
Аннушка не смела поднять глаз: теребила кончик платка. Он легонько взял ее за подбородок, хотел увидеть глаза. Но девушка зажмурилась.
— Посмотри на меня, — потребовал Иван. А когда она раскрыла свои глазищи, спросил: — А кого я люблю?
— Не знаю, — тихо ответила Аннушка. — Наверно, Марину... Ее нельзя не любить. Она красивая и хорошая.
— А надо бы знать, — укорил он ее.
Но и сам в тот момент толком ответить на свой вопрос не мог. Еще несколько минут тому назад, в арестантской, он готов был последовать за Мариной на край света. Шли же жены декабристов за мужьями в Сибирь. Ушла за Дмитрием Карамазовым непутевая Грушенька. Почему за любимой не может последовать на край света и он!
Стоя перед переполошившейся Аннушкой, глядя в ее набухшие от слез глаза и зная, что причина этих слез он, первая ее невысказанная любовь, Иван растерялся.
И там... И тут... Таких два разных чувства! Там — жажда подвига во имя... Здесь что-то тихое, удобное, очень неопределенное...
Если «то» — любовь, тогда что же «это»? А если «это» — любовь, тогда что же «то»?
В каждом своем письме из заключения Марина спрашивала: «Поженились? Нет? Почему с этим тянете! Я хочу, чтобы у вас был сын».
Не отдавая себе отчета, Иван инстинктивно чувствовал, что Марина торопит события: «Пока я отбуду срок — у вас с Аннушкой все должно определиться, да так, чтобы назад возврата не было».
Аннушка молча показывала ему такие письма. И однажды Иван решил: «Марина этого хочет». Он никогда потом не сожалел о том, что расписался с Аннушкой; через неделю уже привык к ее заботам о нем и ее постоянному присутствию.
Впрочем, поскорее жениться у него была особая причина: приспело время официально усыновить Саню, который жил с ним. А женатому пройти все бюрократические рогатки на этом пути гораздо проще.
Марина вернулась из заключения через три с половиной года. Иван с Аннушкой и Саней в ту пору жили в большом обветшавшем доме Крохиных. Марина, конечно же, тоже поселилась под родительским кровом. Она быстро нашла общий язык с мальчишкой. И с тех пор стала членом Ивановой семьи.