Последний шанс
Шрифт:
На бланке отправленной телеграммы был написан обратный адрес Лукерьи Карповны Шорник, улица и номер дома, где она живет.
— А это откуда? — показал Орач пальцем на обратный адрес на изъятом бланке. — Он продиктовал?..
— Он, кто же еще!
Иван Иванович разложил перед мальчишкой свою коллекцию портретов.
— Кто-нибудь из них похож на того дядьку?
Присмотревшись, мальчишка выбрал фотографию молодого Дорошенко.
— Ну что ж, спасибо, — отпустил Орач мальчишку.
Но Звягинцев сказал:
— Придется познакомиться с его родителями. Допрашивать
Звягинцев с мальчишкой ушел, а Орач погрузился в невеселые думы.
Может показаться странным, но за двадцать лет работы в розыске, имея дело с матерыми преступниками, он не разучился верить людям. И первое знакомство с подозреваемым чаще всего начиналось именно с доверия к нему. Потом уже, вникая в детали дела, докапываясь до истины, он часто ругал себя за такое головотяпство. Но поручали новое дело — и все было по-прежнему: он верил в то, что человек случайно оказался причастным к преступлению. Иван Иванович много думал над тем, почему так с ним случается? И пришел к выводу: верить людям — черта его характера.
Теперь можно было объяснить, почему Тюльпанова посадила на глухой развилке к себе в машину двоих мужчин: она их хорошо знала! Если с ними были связаны лишь неприятные воспоминания более чем двадцатилетней давности, зачем было бы останавливаться? Увидела, опознала, прибавила газа и — будьте здоровы! Но она остановилась и позволила им сесть в «Жигули».
Что из этого следует? Значит... Стоп, майор милиции Иван Орач! Не увлекайся! Не принимай желаемое за действительное. Пока еще нет неопровержимых доказательств, что они сели в машину к Тюльпановой возле мебельного магазина. Это лишь домысел.
Когда они со Звягинцевым возвращались в Краснодар, тот радостно сказал:
— Теперь я верю, что дело об автомате с меня спишут, мы его раскроем.
Третьего мая был рабочий день. Звягинцев нашел в архиве старое дело, где главными действующими лицами были Кузьмаков и Алевтина Шорник. На скамью подсудимых тогда село восемь человек: шестеро мальчишек и две девчонки. Они называли свое сборище «шарагой». Алевтина, по кличке Крошка, считалась «королевой». Собирались обычно вечером, начинали «с пузырька». Своих денег на такое мероприятие, как правило, не было. Из шестерых работало двое, один учился в институте, один в десятом классе и один в ремесленном. Обе девчонки — из медицинского училища. Кузьмаков был «вольной птицей». Он, не стесняясь, определил на суде свою специальность: «Я — вор. Так и запишите: вор в законе».
Деньги на вечеринки добывали просто. Алевтина с подругой подыскивали возле гостиниц и ресторанов «клиентов», из приезжих. Идти в номер отказывались, мол, там могут «накрыть», и предлагали более «безопасное» место. «У подруги родители уехали в отпуск... Оставили ключи от квартиры. Подруги дома нет, вернется под утро. Но все это будет стоить двадцать пять рублей», — сразу же предупреждала «королева».
Обе девчонки были молоденькие, и «клиенты» «клевали». В подъезде или подворотне заранее облюбованного дома приезжих кавалеров уже поджидала «шарага». Забирали часы,
В деле имелось тридцать шесть фотографий. «Королеву» фотографировал кто-то из своих. И разоблачение «шараги» началось с того, что один предприимчивый студент сделал из снимков фотобуклеты и продавал их в общежитии.
Понимая, что разговор с Тюльпановой предстоит нелегкий, Иван Иванович прихватил с собой несколько таких снимков. Он возвращался с твердой убежденностью, что Тюльпанова — соучастник ограбления мебельного магазина. Все было сделано по продуманному сценарию, начиная с телеграммы о болезни мамы и кончая «случайной» встречей с Кузьмаковым и Дорошенко.
Для Ивана Ивановича было ясно одно: сценарий, в котором было задействовано такое количество не связанных между собою людей, писал некто весьма неглупый. Он учел даже тонкости характеров отдельных персонажей, таких как Тюльпанов и Генералова, щепетильность их взаимоотношений. И все-таки в чем-то промахнулся. Казалось бы, все предусмотрел... Да только в какой-то момент сдали нервы у одного из исполнителей, и он схватился за автомат на Тельмановском посту ГАИ. Не прояви бдительности постовой, явных следов не осталось бы, и пришлось бы раскручивать дело совершенно с другой стороны, где главными героями оказались бы Пряников и Нахлебников с бригадами «сговорчивых мужичков».
Кто же он, этот стратег, разрабатывавший организованное преступление? Алевтина Тюльпанова в его руках была всего лишь «отмычкой» к чужим душам. А вот Пряников с Нахлебниковым оказались активными соучастниками. Без их содействия «стратег» не смог бы существовать.
Таким лидером, по мнению Ивана Ивановича, мог быть кто-то из «святой троицы». Кузьмаков — вздорный, неуравновешенный. Он и в давние времена ходил на побегушках (в «шестерках», как принято говорить в воровской среде) у Дорошенко. Его вечно унижали и оскорбляли, вот и вырос угодником, готовым лизать пятки тому, на чьей стороне сила.
Дорошенко — умен, хитер, ловок. Но, пожалуй, слишком бесшабашный. Лихой казак, из породы тех, о ком говорят: халиф на час. Подвернулась удача — он ее не упустит. Сорвалось дело — беги на все четыре стороны.
Выходит, «папа Юля»? Если Марина не ошиблась, это Гришка Ходан...
Другие — Строкун и генерал — могли в это не верить, но Иван Орач не сомневался, что рано или поздно встретится с тем, кто расстрелял из пулемета его младшего брата Леху, зверски замучил в благодатненской школе свою учительницу Матрену Игнатьевну, ставшую ему матерью, и других...
Гришка Ходан — это зло, против которого борется Иван Орач всю свою жизнь. Борется, да никак не может до конца искоренить его. Рассыпались по свету ядовитые споры. В одном месте выкосишь их всходы, а они лезут из-под земли в другом.
И казалось Ивану Орачу: если извести Гришку Ходана, то исчезнет и зло.
Из аэропорта Иван Иванович позвонил домой. Трубку взяла дочь.
— Здравствуй, Иришка.
— Здравствуй, папулька.
— Как вы тут без меня?
— Нормально. А ты?