Последний шанс

Пеунов Вадим Константинович

Женщина обрадовалась:

— Что же вы сразу ко мне не пришли! Разве у меня в хате места для такого гостя не найдется? Как они там? Приезжали в прошлом году, с тех пор не показываются. На Анну я давно рукой махнула, она на письма ленивая. А вот Александр Васильевич хоть и ученый, человек занятый, а найдет время — пишет. И все — о ней. Прошлым летом на Байкал ездил в командировку, два письма прислал и посылочку с тамошними орехами. — Она повернулась в красный угол, где висели иконы, и воскликнула: — Господи, как только благодарить тебя за то, что ты послал Анне такого уважительного мужа! — И снова к Орачу: —

Любит он ее, уж так любит! Я говорю Анне: обидишь Александра Васильевича — голову положу на бревно, ногой приступлю и — топором по шее. Грех на душу приму, в тюрьму из-за тебя сяду, но его в обиду не дам. Уж до чего уважительный, до чего уважительный! — восхищалась зятем Лукерья Карповна.

— Часом, не их ждете? — спросил Орач, показывая на праздничный стол.

— Скажете такое! — отмахнулась хозяйка. — Теперь года через два, раньше не заявится.

— Что так?

— У Анны такой цикл, чтобы матери меньше дошкулять. В минувшем году, на ноябрьские, Александр Васильевич вернулся из командировки — и пожаловали. Привезли мне рыбки. Омулем зовется. Может, и хорошая по тамошним понятиям, да запах у нее не нашинский. Я к нему так и не смогла привыкнуть. Уехали они, я хотела отдать омуля свиньям, но Иваныч возмутился: «Очумела! Первостатейный продукт — свиньям. Да этот омуль на вес золота, любимое лакомство байкальского медведя». Говорю: «А я — не медведь, по мне лучше картоха с конопляным маслом». Отдала рыбу мужикам, у них под водку идет всякая. Еще и благодарили.

— Приезжали-то на машине? — поинтересовался Орач, желая проверить, насколько прочны связи Тюльпановой с Пряниковым.

— На белой «Волге», — не без гордости подтвердила Лукерья Карповна. — Говорю Александру Васильевичу: «Не доверяйте руль этой балахманной, себя угробит и вас не пощадит». А он только улыбается в ответ. Чудной такой... Теперь года через два, раньше не появится, — повторила она.

Звягинцев посмотрел на Орача. Они оба подумали о злополучной телеграмме. «Если не ждет дочку в гости, то выходит, что и не вызывала...»

Звягинцев лукаво подмигнул хозяйке и доверительно посоветовал:

— А вы бы Анне — телеграмму, мол, так и так, в церковь ходила, куличи святила, слегла-занемогла, бог к себе призывает, приезжай на парное молочко, а то корову доить некому.

От таких слов Лукерья Карповна даже перекрестилась.

— Свят-свят, да разве ж можно на здорового человека напраслину возводить! Так и в самом деле беду накличешь.

В игру неожиданно подключился сельский механизатор, которому Орач давал почитать телеграмму. По всему, Иван Иванов мужик сообразительный и успел разобраться в ситуации.

— А зачем самой грешить? Намекнула бы Пантелеевне, уж она для подружки расшибется, а сделает.

— Иваныч, — возмутилась Лукерья Карповна, — не знала бы я тебя сорок пять лет, сказала бы, что ты лукавый мужик, которого надо обходить седьмой дорогой. Чему учишь? А ну, забирайся вместе со своими карасями!

Иван Иванов взмолился:

— Да пошутил я, Карповна. А ты шуток не понимаешь.

— То-то же, пошутил, — обмякла хозяйка. — Позоришь меня на людях. Что обо мне подумают?

— Что есть, то и подумают, — торжественно, как на митинге, проговорил Иван Иванов. — Что ты у нас передовая звеньевая, что тебя наградили орденом...

— Поехал наш

Иваныч, — смутилась женщина от похвалы. — Садись-ка лучше за стол и гостей приглашай.

— А где Пантелеевна? — спросил колхозный механизатор.

— У нее в погребе на сегодняшний случай припасена банка огурцов, побежала и, как всегда, пропала.

Пантелеевна легка на помине. Вот о ней можно было бы сказать: Алевтинина бабушка. Ее-то худой не назовешь. На вид лет под восемьдесят, все лицо испещрено морщинками. Рот беззубый, губы запали. Не предупреди Ивана Ивановича колхозный механизатор, что Карповна и Пантелеевна сверстницы, им нет еще шестидесяти, — ни за что бы не определил возраст этой бабули. Само собой стало ясно, что Пантелеевна не из тех, кто разыгрывает ближних.

Лукерья Карповна представила ей гостя:

— А это Иван Иванович, из Донецка. Еще вчера видел и Анну, и Александра Васильевича. Привез мне от них привет.

Относительно «привета» хозяйка преувеличила, но уж очень хотелось матери получить добрую весточку от детей и невольно похвастаться перед подругой: видишь, не забывают меня, а ты их оговаривала.

Посидели. Выпили. Поговорили о том, о сем. Орач воспользовался тем, что Лукерья Карповна вышла со Звягинцевым на несколько минут (он специально увел хозяйку), и показал Елене Пантелеевне телеграмму. Она смутилась.

— Не поверишь, сынок, но я неграмотная. Учиться не довелось. В семье была старшей. Детишек много, мать постоянно болела. Все хозяйство лежало на мне, не до школы. Оттого и замуж пошла поздно, за вдовца. Мать умерла, отец женился на другой, братья-сестры подросли, я стала лишняя в доме. Я не здешняя, приезжая, из-под Курска. Если что в том письмо, так ты уж мне прочти.

— А я думал, что вы решили сделать для Карповны доброе дело и вызвали Анну, чтобы она приехала на праздники, — пояснил Орач и зачитал телеграмму.

Женщина покачала головой:

— Нет, сынок. Это кто-то пошутковал. Анка в свое время тут многим насолила. Потом приезжала с мужем. Такой солидный, ладный, красивый. Она с ним прогуливалась под руку по станице дня три. Как уехала, на год разговоров было. Может, кто из зависти? Анка хоть и непутевая, но любит мать. Вот и решили ей досадить, мол, мать при смерти. Анка, поди, напереживалась. Но почему же не приехала по вызову? Ума не приложу.

— Не смогла. — Орач понимал, что такой довод смахивает на отговорку, и поспешил уточнить: — Ее с мужем пригласили на именины к академику. Человек почтенный, учитель Александра Васильевича, которому он всем в жизни обязан. Отказать — обидится. Тем более, что телеграмма пришла с опозданием, когда они уже приняли приглашение.

Это была стопроцентная ложь. Генераловы пригласили Тюльпановых, все верно.

Но Алевтина выехала по телеграмме и теперь сидит в изоляторе.

Врачи иногда тоже лечат больных полуправдой...

Объяснение Анкиного знакомого, человека солидного, вполне устраивало Елену Пантелеевну.

Когда пришло время расставаться, Лукерья Карповна категорически заявила трактористу:

— Иваныч, имей совесть, с тебя хватит и одного гостя. Своего забирай, а моего не сманывай. Мы с ним хоть об Александре Васильевиче погутарим. Сам знаешь Анку, — где сел, там и слез, лишнего слова из нее не выжмешь. А матери все знать хочется...